В сущности, это уже эмбрион современного правосознания. Неужто и правда, как думал Маковский, в первой половине XVI века превращалась Россия в буржуазную страну? Боюсь, это преувеличение и дело объясняется проще — элементарной заботой о процветании «отчины», заботой, обострявшей зрение законодателя. Он начинает вдруг понимать, что «торговые и посадские люди» и вообще «все середние» (т. е. третье сословие, предбуржуазия) представляют для страны ценность не меньшую, чем солдаты. А богатых купцов и подавно следует беречь, как зеницу ока. Чем больше их и чем они богаче, тем богаче страна. Поэтому они для России дороже солдат. Законодатель даже высчитал, во сколько раз дороже: в десять! (Ну мыслимо ли, право, такое в «гарнизонном государстве»? Очевидно ведь, что пропагандисты мифа не удосужились заглянуть в документы.) Повышение социального престижа «середних» предпринимателей и купцов должно было обеспечить приток новых кадров в эти страты. Законодательство развязывало руки наследникам великого князя, подталкивая их двигаться по его пути дальше.
Нужно ли упоминать, что ни Юрьев день, ни земская реформа, ни суд присяжных, ни рационализация законодательства не пережили Ливонскую войну и опричнину? Массовый террор и тотальный грабеж на столетия раздавили эти первые, еще хрупкие ростки Нового времени. Бешеное контрнаступление средневековья, чем по сути и была самодержавная революция, отбросило страну далеко назад — к дореформенным временам. В Уложении царя Алексея (1649 г.) ни одной из этих реформ нет уже и в помине. Крестьянин «мертв в законе» — и вдобавок безнадежно прикреплен к земле.
Ну вот, позади, кажется, развалины еще одного бастиона мифа...
РЕФОРМАЦИЯ ПРОТИВ РЕКОНКИСТЫ
Менее всего намерен я писать здесь биографию Ивана III. Но на одном конфликте, придавшем второй половине его царствования отчетливый привкус трагедии, я должен все-таки остановиться подробнее.
Конфликт заключался в столкновении между двумя непримиримыми императивами, диктовавшими всю его стратегию.
Первым была, мы помним, Реконкиста, восстановление древней отчины — от Белого моря до Черного. Вторым — необходимость преодолеть последнее наследство монгольского ига, т. е. отвоевание у монастырей трети земельных фондов страны, которые церковь захватила с благословения завоевателей. В этом смысле церковная Реформация тоже была, если хотите, Реконкистой, только внутриполитической.
Тем более что в отличие от внешних оппонентов церковь продолжала набирать силу. Она была самым активным предпринимателем и самым богатым ростовщиком страны. Землевладельцы завещали ей имущество на помин своих душ, чтоб молилась она за них вечно. Она захватывала, покупала, отсуживала, отбирала за долги все новые и новые земли, «обеляя» их своими неприступными, как вражеская крепость, иммунитетами (т. е. привилегией не платить налоги). Она становилась все богаче, а государство все беднее.
Как писал Б.Д. Греков, вотчины Троице-Сергиевского монастыря «росли на боярских костях»40. А вот что находим у А.И. Копанева о Кирилло-Белозерском собрате Троицы: «Вотчины светских феодалов, обширные в XV веке — исчезли к концу XVI почти целиком. Крупнейший феодал края, Кирилло-Белозерский монастырь, забрал в свои руки большинство вотчинных земель»41.
Власть церкви распространялась по стране стремительно, словно поветрие. Еще несколько поколений, и иосиф- лянские авторитеты, уже в конце XV века учившие, что «священство выше царства», того и гляди окажутся правы. И попадет правительство в такую же кабальную зависимость от церкви, в какую попадали обезземеленные крестьяне. Если даже поверить церковникам, что богатство их есть имущество вдов и сирот и калик перехожих, то есть что церковь исполняет функцию своего рода министерства социального вспомоществования, то и в этом случае оказалось бы, что государство существует для содержания бедных, а не для реализации национальных целей.
Как видим, церковная Реформация и впрямь была вполне логичным продолжением присоединения Твери и Новгорода. Ибо роль ее нисколько не отличалась от той, что играли в новой «отчине» они. Имея собственную администрацию, полновластно творя в своих владениях суд и расправу, не платя налоги и разоряя горожан конкуренцией своих ремесленников, церковь была государством в государстве, очагом сепаратизма, классическим воплощением средневековья. Короче, выбора у Ивана III не было — церковному землевладению так же следовало положить конец, как положен он был суверенным княжествам и вечевым городам.