Но тут как раз и подстерегала великого князя стратегическая ловушка. Тут было ядро драмы, ибо любое покушение на церковь подрывало его позицию как лидера Реконкисты.
Ибо путь ее лежал через Вильно. Литовская империя, на три четверти по меньшей мере состоявшая из православных, расположилась на землях, принадлежавших, согласно «старине», Киевской Руси. Не расчленив Литву, нечего было и думать о восстановлении отчины. Поэтому стратегия Реконкисты состояла в том, чтобы поднять гигантскую православную массу империи против католической метрополии, взорвав ее изнутри. Вот тогда вместо «могучего литовского зада», которым, как сказал один мой коллега, Европа была столетиями обращена к России, повернулась бы она к нам лицом.
Стратегическое чутье и на этот раз не обмануло Ивана III. Ибо в конечном счете все произошло именно так, как он предвидел, — и православная Литва восстала против католической метрополии, и церковь лишилась своих земель. Только случилось это много поколений спустя по- еле его смерти, при царях другой династии и совсем не так, как он задумал.
Его проблема состояла в том, что сокрушение «литовского зада» вступало в практически неразрешимое противоречие со стратегией внутриполитической Реконкисты. Ибо православие было единственным знаменем, под которым можно было взорвать Литву. И церковь — как хранительницу святыни, как материальное и духовное воплощение православия — должно было поднимать высоко, а не унижать.
В этом, собственно, и заключалась непримиримость двух императивов его стратегии: Реконкиста отрицала Реформацию. Но я думаю — и постараюсь это сейчас показать — что великий князь нашел решение. Было оно, естественно, в духе всей его политики. Так же, как сыграл он на расколе в Новгороде, так же, как намеревался он расколоть Литву, попытается Иван III расколоть церковь.
Тут, однако, задача, предстоявшая ему, была несопоставимо сложнее. Ибо и в Литве, и в Новгороде тектонические трещины были налицо, их следовало лишь углубить, превратив в инструмент раскола. С церковью, как мы скоро увидим, все обстояло куда сложнее. Но задача была по плечу великому макиавеллисту. И хотя первый реформа- ционный штурм церковь отразила, так же как отразила первый штурм Литва, это отнюдь не смутило Ивана III. Он, как мы видели хоть на примере новгородской экспедиции, умел отступать и возвращаться. Только на этот раз судьба не оставила ему времени для второй попытки: в разгар штурма его разбил паралич.
Впрочем, мысль о том, что он не успеет закончить начатое, никогда великого князя не пугала. Как мы уже знаем, исходил он из того, что потомки последуют за его звездой, как сам он следовал за звездой Ивана Калиты и Димитрия Донского, и — не один, так другой, не другой, так третий — завершат то, что он не успел. Оказалось, однако, что законы, управлявшие Московской родовой вотчиной его предков, не действительны в воссозданной им отчине.
Презумпция Ивана III не сработала. Потомки его предали. Трагедия первостроителя России положила начало нашей.
Глава 3
ИОСИФЛЯНЕ И НЕСТЯЖАТЕЛИ
До сих пор я пытался сфокусировать внимание читателей на одной главной мысли: вопреки постулату мифа о непрерывности московской истории самодержавная революция Грозного просто не могла быть продолжением дела Ивана III. Мы видели, как она его разрушала. И разрушила.
Отказавшись от императива Реконкисты и повернув вместо этого «на Германы», она положила начало антиевропейскому политическому курсу России, которому суждено было пережить столетия.
Отказавшись от рационального законодательства и милитаризовав всю хозяйственную жизнь страны, подчинив ее целям нескончаемой войны, она вызвала экономическую катастрофу, с описания которой начинается эта книга.
Отказавшись от императива церковной Реформации, она, как увидим мы в этой главе, обрекла русское крестьянство на вековое рабство.
Отказавшись от идейного плюрализма, запугав и деморализовав страну массовым террором, она вернула ее в средневековье.
Россия просто стала другой страной.
И когда Геннадий Зюганов, пытаясь исторически обосновать необходимость реставрации СССР как «евразийской твердыни», с гордостью именует Ивана Грозного «подлинным основателем российской геополитической державы», он, пусть и не подозревая об истинном смысле этого заявления, совершенно прав1. Ибо если первострои- телем европейской России был Иван III, то начало евразийской «адовой твердыне» и впрямь положил Грозный. И в этом смысле действительно оказался основателем, если хотите, военно-имперской цивилизации.