Выбрать главу

Роль церкви в назревающей схватке была, как мы уже говорили, яснее всего. У нее не было врага страшнее Ре­формации. Просто немыслимо было разрушить полити­ческое наследство Ивана III без власти самодержавной, неограниченной. Только при этом условии могли надеять­ся церковники натравить помещиков на крестьянские и боярские земли вместо собственных.

Наконец, идеологическую грань этого второго тре­угольника составило иосифлянство, сильное церковное течение, посвятившее себя защите монастырских земель. Эта коалиция контрреформы, заинтересованная в неогра­ниченной царской власти и, следовательно, в самодер­жавной революции, сложилась задолго до рождения Ива­на Грозного. На самом деле добилась она серьезных успе­хов еще при его отце, великом князе Василии. Просто Василий был личностью слишком незначительной. Он оказался неспособен ни на продолжение реформатор­ских планов Ивана III, ни на их разрушение. В результате проевропейская коалиция, пришедшая к власти на волне народного возмущения в годы отрочества Ивана IV, снова поставила под сомнение все успехи церковников в пред­шествующее царствование. Естественно, они должны бы­ли удвоить свои усилия.

Для меня решающая связь горестной судьбы русского крестьянства с успехом иосифлян, предотвратившим се­куляризацию церковных земель, несомненна. Но чтобы убедить читателя, остановлюсь на этой теме, которую по­чему-то оставили в последние годы без внимания отечест­венные историки, подробнее9.

ОШИБКА ВАЛЛЕРСТАЙНА

История в отличие от бокса редко решает спор проти­воборствующих тенденций чистой победой, нокаутом. Она склонна к компромиссам. Обычно присуждает она победу по очкам — и то после долгого кружного пути, ког­да зачинатели борьбы давно уже покинули историческую сцену.

После блестящей эпохи европейского Возрождения, когда казалось, что вся ткань общественной жизни стре­мительно рационализируется и дело идет к отделению церкви от государства, пришло время в высшей степени иррациональных религиозных войн эпохи Контрреформа­ции. И все лишь затем, чтоб много поколений спустя цер­ковь действительно была отделена от государства.

Аналогия подходит и к той вековой борьбе между бар­щиной и денежной рентой, о которой у нас речь. В первой половине XVI века могло казаться, что рента побеждает и Европа на пороге эпохальных буржуазных реформ (именно это и имели в виду, как мы помним, в случае Рос­сии шестидесятники Маковский и Носов). Потом, однако, прокатилась по континенту мощная волна реакции, и во­преки всем ожиданиям победительницей оказалась бар­щина (во всяком случае, на востоке Европы). И все лишь затем, чтоб столетия спустя история присудила-таки окон­чательную победу денежной ренте.

Есть масса объяснений, почему в результате этих капри­зов истории Восточная Европа оказалась в XVII веке в тис­ках «второго издания крепостного права». Самое популяр­ное из них предложил крупнейший современный историк Иммануил Валлерстайн в книге «The Modern World System». Согласно ему, рождение капитализма в Запад­ной Европе оказалось фатальным для Восточной. За пре­вращение Запада во «всемирную фабрику» Восток запла­тил превращением в «европейскую кладовую». Это «все­мирное разделение труда» и привело повсюду в Восточной Европе, включая Россию, к закрепощению крестьянства10.

Универсальность этого объяснения поначалу покоряет. Но лишь до тех пор, покуда не присмотримся мы к деталям колоссальной картины, нарисованной Валлерстайном. А присмотревшись, обнаруживаем, что на самом деле бы­ла она намного более сложной. Оказывается, в частности, что в странах, сумевших в XVI веке провести церковную Ре­формацию, т. е. утолить земельный голод своих помещи­ков за счет монастырских земель, крепостничество так и осталось явлением периферийным, т. е. не вышло за пре­делы бывших церковных имений, конфискованных госу­дарством. На черных землях, как и на тех, что принадле­жали вотчинной аристократии, процесс дефеодализации, начавшийся в XV веке, продолжался в этих странах как ни в чем не бывало. Естественно поэтому, что в свободных от крепостного права секторах народного хозяйства кокон предбуржуазии смог уже в XVIII веке превратиться в ба­бочку, расправить крылья и полететь. Короче говоря, то­тальным крепостничество стало лишь там, где Реформа­ция потерпела поражение, т. е. в странах католических. И в России.