К началу XX века версия о монгольском происхождении России стала в Европе расхожей монетой. Во всяком случае, знаменитый британский географ Халфорд Макин- дер, прозванный «отцом геополитики», повторил ее в 1904 году как нечто общепринятое: «Россия — заместительница монгольской империи. Ее давление на Скандинавию, на Польшу, на Турцию, на Индию и Китай лишь повторяет центробежные рейды степняков»29. И когда в 1914-м пробил час для германских социал-демократов решать, за войну они или против, именно на этот обронзо- вевший к тому времени Стереотип и сослались они в свое оправдание: Германия не может не подняться на защиту европейской цивилизации от угрожающих ей с Востока монгольских орд. И уже как о чем-то, не требующем доказательств, рассуждал, оправдывая нацистскую агрессию, о «русско-монгольской державе» Альфред Розенберг в злополучном «Мифе XX века».
Самое удручающее, однако, в том, что нисколько не чужды были этому оскорбительному марксистско-евра- зийско-нацистскому Стереотипу и отечественные мыслители и поэты. Крупнейшие наши историки, как Борис Чичерин или Георгий Плеханов, тоже ведь находили главную отличительную черту русской политической традиции в азиатском деспотизме. И разве не утверждал страстно Александр Блок, что «азиаты мы с раскосыми и жадными глазами»? И разве не объяснили нам все про эту, перекочевавшую вдруг на север чингисханскую империю родоначальники евразийства Николай Трубецкой и Петр Савицкий? И не поддакивал ли им всем уже в наши дни Лев Гумилев?
В такой, давно уже поросший тиной омут старого «канона» и бросили камень историки-шестидесятники. Так вот вам первый вопрос на засыпку, как говорили в мое время студенты: откуда в дебрях «азиатского деспотизма», в этом «христианизированном татарском царстве», как называл Московию Николай Бердяев, взялась вдруг глубокая европейская реформа?
Пусть говорили шестидесятники еще по необходимости эзоповским языком, пусть были непоследовательны и не уверены в себе (что естественно, когда ставишь под вопрос мнение общепринятое, да к тому же освященное классиками марксизма), пусть не сумели выйти на уровень философского обобщения своих собственных ошеломляющих открытий, не сокрушили старый «канон». Но бреши пробили они в нем действительно громадные. Достаточные, во всяком случае, для того, чтоб, освободившись от гипноза полуторастолетней догмы, подойти к ней с открытыми глазами.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ КОНТРРЕФОРМА
Другое дело, что их отважная инициатива не была подхвачена ни в советской историографии, ни в западной (где историки вообще узнали об их открытиях из ранней версии моей книги). Я не говорю уже о том, что Большой Стереотип отнюдь не собирается умирать. Уж очень много вложено в него за десятилетия научного, так сказать, капитала и несметно построено на нем ученых репутаций. Сопротивляется он поэтому отчаянно. В свое время я испытал силу этого сопротивления, когда посыпались буквально со всех концов света на мое «Происхождение самодержавия» суровые большей частью рецензии.
Но еще очевиднее сказалась мощь старого «канона» в сегодняшней ситуации в свободной России, где цензура уже не мешает, а открытия шестидесятников по-прежнему не осмыслены, где интеллектуальная реформа 60-х оказалась подавлена неоевразийской контрреформой и историческая мысль по-прежнему пережевывает зады старого «канона».
Вот один лишь пример. Уже в 2000 году вышла в серии «Жизнь замечательных людей» первая в России серьезная монографическая работа об Иване III. Автор, Николай Борисов, объясняет свой интерес к родоначальнику европейской России, ни на йоту не отклоняясь от Большого Стереотипа: «при диктатуре особое значение имеет личность диктатора... Именно с этой точки зрения и следует оценивать... «государя всея Руси» Ивана III»30. Хорош «диктатор», позволявший в отличие, допустим, от датского короля Христиана III или английского Генриха VIII проклинать себя с церковных амвонов и в конечном счете потерпевший жесточайшее поражение от собственной церкви! Но автор, рассуждая о «евразийской монархии», идет дальше. Он объявляет своего героя «родоначальником крепостного строя» и, словно бы этого мало, «царем-по- работителем»31. Как еще увидит читатель, даже самые заскорузлые западные приверженцы Большого Стереотипа такого себе не позволяли.