Выбрать главу

118

…дотоле мы никогда не виделись. — В принципе Козловский и Кюстин могли встретиться задолго до описываемого плавания на борту «Николая I» — осенью 1814 г. в Вене, где Козловский, в эту пору чрезвычайный и полномочный посланник России при сардинском дворе, находился для урегулирования на Венском конгрессе вопроса о присоединении Генуи к владениям сардинского короля, а Кюстин состоял в качестве начинающего дипломата при Талейране, представлявшем на конгрессе Францию. Однако документальных свидетельств о подобной встрече не сохранилось. Козловский упомянул о плавании в обществе Кюстина «из Травемюнде в Петербург» в Письме от 17/29 августа 1839 г. к наместнику Царства. Польского И. Ф. Паскевичу (1782–1856), при котором Козловский в 1836–1840 гг. состоял в качестве чиновника по особым поручениям (см.: НЛО. С. 116); в этом письме Козловский рекомендует Кюстина своему начальнику как «автора нескольких недурных романов».

119

…тоном истинного аристократа… настоящая вежливость… — Профессиональный дипломат (в 1803–1811 гг. — служащий русской миссии при сардинском дворе; в 1812–1818 гг. — чрезвычайный и полномочный посланник при том же дворе; в 1818–1820 гг. — в той же должности при дворах герцога Баденского и короля Вюртембергского, в 1820–1827 гг. — оставлен в ведомстве Коллегии иностранных дел без определенной должности, в 1827 г. уволен от службы, в 1836–1840 гг. состоял в Варшаве при наместнике Царства Польского в качестве чиновника по особым поручениям), Козловский оставил значительное литературное наследие, из которого ныне более или менее известны лишь три статьи научно-популярного характера, опубликованные в пушкинском «Современнике» (1836–1837), французские же политические брошюры практически неизвестны, а некоторые («Социальная диорама Парижа», написанная в 1824–1825 гг.) и неизданы. Европейская известность Козловского, близко знакомого с такими политическими и литературными знаменитостями, как Талейран и Каининг, Луи-Филипп и герцог Ришелье, Шатобриан и Байрон, основывалась прежде всего не на его печатных трудах (хотя Пушкин ценил его слог и манеру изложения так высоко, что признавался: «Козловский стал бы моим провидением, если бы захотел раз и навсегда сделаться литератором» — Пушкин, т. 10. С. 465, 689–690; подл. по-фр.), но на его репутации блистательного собеседника, рассказчика и говоруна, в котором «дар слова был такое же орудие, такое же могущество, как дар поэзии в поэте, дар творчества в художнике» (Вяземский П.А. Эстетика и литературная критика. М., 1984. С. 155). В гостиной князя «малейшее дневное событие подавало тему для обильных и поучительных рассказов, рассуждений и заключений, приправляющихся зачастую незлобным юмором, который пробивался у князя сквозь всю ткань выпавшего ему невеселого существования. Никто никогда не выносил из его беседы ни малейшего неудовлетворительного чувства, — а всяк уходил или с новым запасом сведений, или с исправленным воззрением на вещи, или с облегчением своего тайного горя, или, наконец, уврачеванный от какого-нибудь своего тщеславного недуга, для чего одно даже вступление в эту атмосферу сердечной доброты, изящного ума и философской простоты было уже достаточно» (Прмсибыльский. Л. 5–5 об.). Козловский поражал собеседников «блестящими, игривыми, полусерьезными беседами, характер которых с точностью передает лишь французское causerie (беседа)» (Пржецлавский О. А. Князь Петр Борисович Козловский Ф. 265. On. 2. № 2138. Л. 10), незаемной информацией о жизни и мнениях европейских мыслителей ушедшей эпохи, осколком которой казался сам. Любопытно, что точно такое же впечатление производил на беспристрастных наблюдателей и Кюстин; «он очарователен, благороден и прост в обращении, как последний представитель старинной аристократии <…>, - писал в марте 1854 г. литератор следующего поколения, Ж. Барбе д'Оревийи. — Он ведет беседу, как человек, знавший г-жу де Сталь и сохранивший самый дух настоящей беседы. Он — дерево, ломящееся под тяжестью (исторических) анекдотов. <…> Нужно видеть его, когда за десертом он извлекает из кармана одну за другой всех европейских знаменитостей…» (цит. по: Custine A. de. La Russie en 1839. P., 1991. Т. 1. P. 478–479; совпадает не только общая характеристика, но и упоминание г-жи де Сталь, с которой был хорошо знаком и Козловский — см. ниже примеч. к наст. тому).

120

..в Англии нет дворянства… ничто не способно сделать человека дворянином. — Последнее утверждение вполне отвечает известным нам убеждениям Козловского, который в неопубликованном при жизни фрагменте «Опыт истории России» назвал главным изъяном российского общественного устройства «мнимую мощь» русского дворянства, не образующего сословия, «подобного дворянскому сословию других европейских монархий», и погубленного петровской табелью о рангах, которая отменила наследственные преимущества и открыла путь в дворянство людям любого звания (см.: Из наследия П. Б. Козловского. С. 303–305); как и Пушкин, Козловский выступал сторонником сильной, независимой аристократии. Что касается Англии, где так свято, как ни в одной европейской стране, «уважаются права государей как залог общественного спокойствия, как живые щиты, оберегающие общественный порядок от дерзких самонадеянных честолюбцев» (цит. по: Dorow. P. 72–73), то ее Козловский почитал образцовым государством и «мерил ею свои взгляды и суждения даже в области нравственности и повседневных привычек» (Rewuska. Т. 2. Р. 149). Скептическое восприятие английского общественного устройства, при котором политической свободе сопутствует рабская зависимость людей всех сословий от моды и привычки, было свойственно скорее самому Кюстину, выразившему его в книге «Записки и путешествия» (1830).

121

Лораге Луи Леон Фелисите де Бранка, маркиз де Виллар, граф де (1733–1824), литератор и остроумец, начавший свою карьеру драматурга и эпиграмматиста во времена Вольтера, в царствование Людовика XV, а кончивший ее пэром Франции, притом сочувствующим либеральной оппозиции, при Людовике XVIII, аристократ по происхождению и фрондер по характеру; основатель его рода, выходец из Испании Бюфиль де Бранка обосновался во Франции еще при Карле VII (XV век) и тогда же получил титулы маркиза де Виллара и графа де Лораге.

122

…сопровождал императора Александра в его поездке в Лондон. — Александр находился в Англии с 26 мая/7 июня по 14/26 июня 1814 г. по приглашению принца-регента, в 1820 г. ставшего английским королем Георгом IV (1762–1830); в Лондоне состоялась встреча европейских монархов, членов антинаполеоновской коалиции, предшествовавшая Венскому конгрессу, где победителям предстояло окончательно решить судьбу послевоенной Европы. Перед этим Козловский пробыл в Англии целых полгода (с января по август 1813 г.), покорил английское светское общество и даже — первым из русских — удостоился звания почетного доктора Оксфордского университета по разделу гражданского права (Sim-monsJ. S. G. Turgenev and Oxford//Оxoniensia. 1966. V. 31. P. 146).

123

…очень любит своего лейб-медика… — Лейб-медиком Александра I, сопровождавшим его во всех поездках, был Джеймс (Яков Васильевич) Виллие (1765–1854), выходец из Шотландии, с 1790 г. живший в России; в 1814 г. английский принц-регент «в знак особого внимания к императору Александру даровал лейб-медику Виллие сначала достоинство кавалера &lt;sir&gt;, а вскоре затем и титул великобританского баронета, на что ему была выдана грамота с гербом, оригинал которого сочинен и рисован был самим Государем» (Русский биографический словарь. СПб., 1896. Т. 1. С. 309). Описание Кюстином непонятливости русского монарха вызвало недоумение — на сей раз вполне оправданное — Греча (см.: Gretch. P. 15).