Отношение к нищим
Город с его относительно сытой жизнью всегда привлекает нищих и праздношатающихся. В деревне нужно бороться со скудной российской почвой, а в городе излишки еды почти всегда найдутся. И. Г. Прыжов в своем труде «Нищие на святой Руси» пишет, что в Москве ведущие страннический образ жизни «имели днем постоянное пребывание на мостах», собирались на Варварском крестце (перекрестке). На хлеб им подавали охотно.
На поминках по царю Федору Алексеевичу, умершему в 1682 году, 300 нищих кормили пять дней подряд, каждому досталось «по чарке вина двойного и по кружке меду». Прыжов рисует устрашающую картину: «Прокураты и целые строи калик и лазарей ходят, ползают, лежат, гремят веригами, трясутся… Ими наполнены княжеские и царские терема… Ими набиты все церкви, а церквей много». Петр начинает с нищенством довольно решительную борьбу. В отношении нищих, не числящихся за конкретными богадельнями, предлагается простая и действенная схема – их расспрашивают, бьют батогами и отсылают «в прежние их места» хозяевам. Среди хозяев могли числиться бояре, вотчинники и монастыри.
Нищие работали и жили в богадельнях. Милостыню на московских улицах при Петре собирать запрещено – кто «похочет дать милостыню, то им отсылать ее в богадельню». Корнилий де Бруин пытался оправдать поступок русского монарха: «Желая уничтожить это зло, его величество запретил нищим просить по улицам милостыни; с другой же стороны, он запретил всем без исключения и подавать милостыню, под опасением взыскания пени в пять рублей… В то же время, чтоб обеспечить существование бедных, заведены близ каждой церкви – как внутри, так и вне Москвы – богадельни, на содержание которых царь приказал отпускать ежегодно жалованье». Подобные строгие меры и запреты на милостыню, конечно, прижились в Москве не сразу: на Руси любили нищих, они приносили в город свежие новости, могли развлечь хозяев песнями и сказками. Иван Посошков, один из сторонников Петра, тут круто не согласен со своим патроном: «Бог положил предел, что давать милостыню, а судьи наши за то штрафуют».
Петр считает, что от праздношатающихся растет число преступлений и пожаров, что они «на шпионство от бунтовщиков и изменников подряжаются» и «простой народ к презорству властей преклоняют». Петр сокрушается, «сколько тысящ в России обретается ленивых таковых прошаков». Всякий попрошайка должен знать свое место: крепостного – к помещику, молодого – на государственные работы, маленького – на воспитание в семью либо в школу.
Особенно подозрительно Петр относился к молодым нищим: «Здоровых, когда поймают, в каторжную работу с наказанием отсылать, ибо в таковых много воров бывает, и чуть не все». К перехожим каликам Петр тоже относится с нескрываемым презрением: «Ленивыя оные нахальники сочиняют некая безумная и душевредная пения, и оная с притворным стенанием перед народом поют, и простых невеж еще вящше обезумливают, приемля за то награждение себе». Да, при Петре в электричке не поиграешь и не попоешь…
Дерево или камень?
Москва всячески противилась внедрению камня. Противостояние двух материалов видится нам одной из главных вех московской истории. Москвичи считали дерево здоровым материалом – оно «дышало», хотя и быстро горело. Настоящим бичом средневековой Москвы были отнюдь не эпидемии, а пожары, причем если в XIX веке на пожары любил приезжать полицмейстер, то в начале XVIII века во время крупных бедствий среди огня появлялся сам Петр. К. де Бруин описывает одно из происшествий, когда загорелся крупный дом в Немецкой слободе: «Царь тотчас же явился сам на пожар и лично давал надлежащие распоряжения для прекращения огня, как это его величество делает и всегда в подобных случаях. В Москве есть особая стража, наблюдающая во все часы ночи и поднимающая тревогу немедленно, как только произойдет подобное несчастие».
После пожара истый москвич ехал на Трубную площадь, где находился Лубяной торг, покупал там готовую избушку и лениво возводил ее на прежнем месте. «Относительно зданий, ничто мне не показалось здесь так удивительным, как постройка домов, которые продаются на торгу совершенно готовые, так же как и покои и отдельные комнаты. Дома эти строятся из бревен или древесных стволов, сложенных и сплоченных вместе так, что их можно разобрать, перенести по частям куда угодно и потом опять сложить в очень короткое время», – писал К. де Бруин. Многие церкви первоначально были деревянными. В переулках Остоженки до сих пор стоит церковь Ильи Обыденного, возведенная в давние времена в деревянном варианте всего лишь за один день.