По всей видимости, в ближайшее время поляризация украинского общества продолжится. Будут обсуждаться идеи выхода из СНГ и вступления в НАТО, возврата ядерного статуса, закрепления за русскими прав диаспоры, а не коренного народа, героизации бандеровцев и т. п. Каждый такой шаг лишь затягивает кризис. У революции всегда есть поколение тех, кто ее начинает, и тех, кто ее заканчивает. Начинают – агенты мобилизации общесистемных требований, заканчивают – победные коалиции национального компромисса. Следует ждать появления политических сил и лидеров, способных предложить идеи национального примирения, указать точки в общественном мнении, вокруг которых удастся консолидировать социум.
В этом смысле крымский референдум приближает Украину к концу революции, защита территориальной целостности имеет шансы стать одной из таких общенациональных идей. Однако до тех пор, пока Украина не поймет, что гарантия ее целостности и развития – не в союзе с Западом против России, а в нейтральном статусе государства на перекрестке Европы и России, пока Украина будет создавать нацию, основываясь на этническом принципе, а не надэтнической общности (как в Швейцарии, Бельгии), будет считать себя мини-империей с колониальным Востоком и Крымом, любой компромисс в обществе будет лишь временным.
Идеологизированный авторитаризм как активный выбор
Главный риск, который породил крымский кризис, – усиление авторитарных тенденций в российской политической системе. Авторитаризм традиционно связывают с низким уровнем политического участия общества в жизни страны, приводящим к монополизации власти отдельной группой элиты. Иногда это связано с тем, что власть злонамеренно замораживает политическое участие: сокращение пространства свободы СМИ и судов, выхолащивание избирательного процесса и политической полемики в обществе, карательные меры против оппозиции.
Однако в российском случае не менее важной была сама неготовность общества к демократическому процессу, выражавшаяся в так называемой подданнической политической культуре, когда индивиды не имеют собственной позиции, а солидаризируются с мнением большинства. Иными словами, люди не формулируют запросов к политической системе, но активно интересуются результатами ее работы. Отсюда вечное отечественное недовольство правительством, сочетающееся с нежеланием менять власть, и выборный процесс, который превращается в конкуренцию обещаний, а не программ.
С одной стороны, власти подданническая политическая культура выгодна, поскольку гарантирует ее монополию, но нежелание общества формулировать запрос приводит к тому, что лидеры не могут, как в развитых демократиях, разделить с обществом ответственность. Такое общество остается крайне апатичным и безвольным, не готово к мобилизации и социальным изменениям, что и было бедой России на протяжении последнего десятилетия. То, что общество не формулирует запрос, не значит, что его нет. В подданнической политической культуре желания очень просты: ничего не менять, оставить все как есть. Осуществлять преобразования в такой ситуации почти невозможно, вспомните, например, какой общественной порке подвергается любая идея реформирования образования в России.
Занижая политическое участие в стране с подданнической политической культурой, власть неминуемо получит общество с консервативно-традиционалистскими взглядами. Что и произошло в России в начале 2010-х годов. Активная часть общества, недооформившийся средний класс, так называемые «рассерженные горожане» выступили с протестами, и власть решила опереться на правоцентристское большинство.
Однако риск сжимания политического участия не нов для российской политической системы и не связан с очередным внешнеполитическим обострением. На горизонте маячит проблема иного рода.
До начала XX века считалось, что демократизация напрямую связана с повышением политического участия, чем больше граждан заинтересованы в политическом процессе, тем больше шансов у демократического транзита. Каждая революция порождалась несоответствием политической системы возросшему уровню политического участия.
XX столетие изменило такое понимание. Оказалось, что контроля власти над обществом можно достичь не только за счет снижения политического участия, но и за счет его повышения. Когда люди готовы одобрять решительные меры против несогласных, активность зашкаливает, энтузиазм зачастую растет, однако, конечно, никакой демократии и близко нет.