Руководство Ставки и МИД сообща решали текущие вопросы межсоюзнических отношений, привлечения новых союзников и военно-политические условия их участия в войне, внешнеполитические аспекты планируемых военных операций, разрабатывали пути и способы дипломатического обеспечения зарубежных военных поставок и их финансирования. Дипломатическое ведомство поддерживало постоянные контакты с внешним миром, особенно интенсивные с политическим руководством союзных государств, в диалоге с которым намечало условия окончания войны, контуры послевоенного мироустройства, решало текущие межгосударственные и региональные проблемы. Руководство русской Ставки и верховные командования союзных армий, общаясь через своих официальных представителей при высших штабах стран союзниц либо по военно-дипломатическим каналам, информировали друг друга о положении на своих фронтах и старались координировать военные операции, обменивались аналитическими материалами, данными войсковой и «дальней» разведок, сведениями о новинках военной техники[40].
В соответствии с законом от 24 июня 1914 г., русское внешнеполитическое ведомство подверглось масштабной реструктуризации, главный смысл которой заключался в создании комплекса политических отделов по направлениям внешней политики. Расширились и задачи МИД, которые, помимо прочего, стали включать защиту за рубежом интересов отечественной экономики, заботу «о достойном положении православия за границей» и наблюдение за политической и общественной жизнью иностранных государств, «поскольку таковые затрагивают внешние политические и иные интересы России»{289}. Характерно, что одним из первых документов, изданных Николаем Николаевичем в качестве верховного главнокомандующего, стало подготовленное ведомством Сазонова и санкционированное императором воззвание к полякам о воссоединении будущей автономной Польши под скипетром царя (датировано 14 августа 1914 г.). Двухзвенная система Ставка — МИД в международных делах оказалась эффективной, но чрезвычайно зависимой от личностного фактора. Она «засбоила», как только разладились отношения августейшего главковерха с министром иностранных дел.
Война, по словам Сазонова, «приняла сразу же характер смертного боя»{290}. Ее повсеместно прогнозировали ожесточенной, маневренной, скоротечной, и взять паузу на время, «пока говорят пушки», дипломатия позволить себе не могла. Открытие боевых действий поставило перед русской внешней политикой задачи как тактического, так и стратегического порядка. Пожалуй, первая состояла в обеспечении ненападения с тыла — со стороны Японии. Со времен русско-японской войны в русских военных кругах империю микадо считали не только самым опасным соперником на Дальнем Востоке, но даже наиболее (после стран Тройственного союза) вероятным противником в будущей войне{291}. Однако события опровергли мрачные прогнозы армейского и флотского руководства. В первые же дни вступления России в войну японское правительство по своей инициативе и вопреки официально заявленному нейтралитету конфиденциально предложило русским властям широкое военное и военно-техническое сотрудничество{292}, что фактически исключало его блок с германской коалицией. Судя по настроениям в японских правящих кругах, доносил в августе 1914 г. из Токио русский посол, «Япония рвется в бой и горит желанием, вмешавшись в европейскую войну, окончательно установить свое мировое значение как великой державы»{293}.
В главном русский дипломат оказался прав. 15 августа Токио направил в Берлин ноту с ультимативным требованием вывода своих военных судов из китайских и японских вод и передачи Японии Циндао, германской концессии в Китае. Берлин промолчал, и 23 августа 1914 г. Япония объявила Германии войну. С этого момента она превратилась в союзницу Антанты, хотя свои регулярные войска на европейский театр так и не направила и воевала с Германией недолго и только в Китае. Но для России она вплоть до 1917 г. выступала одним из главных и самых надежных продавцов вооружений, боеприпасов и военных материалов — как в отношении сроков, объемов и качества поставок, так и безопасности их доставки заказчику. Сближение с Японией, увенчанное подписанием с ней летом 1916 г. союзного договора, позволило России безбоязненно перебросить на запад большую часть пограничных частей и войск Приамурского военного округа, а также судов и экипажей Сибирской морской и Амурской речной флотилий. На Дальнем Востоке были оставлены незначительные морские и сухопутные силы, призванные защитить Владивосток от нападений отдельных германских кораблей. В общем, безопасность дальневосточного тыла России была достигнута дипломатическими средствами. Одновременно русско-японский договор 1916 г., будучи (в своей «открытой» части) вписан в сложившуюся к тому времени систему гласных международных обязательств России и Японии, способствовал упрочению Антанты, явившись дополнительной скрепой франко-русского союза с англо-японским.
40
Союзники в годы войны знакомили русскую сторону с новейшими разработками в области минно-подрывного дела, авто- и самолетостроения. Со своей стороны русское военное ведомство в начале 1917 г. передало представителям союзного командования чертежи уникального для своего времени многомоторного аэроплана И.И. Сикорского «Илья Муромец» и двигателей вездеходов системы А. Кегресса, имея в виду применить последние «к так называемым Танкам».