Положение Центральной рады становилось все более угрожающим: возбужденные солдаты готовы были объявить ее «контрреволюционной» только за то, что она пропускает на Дон казачьи части. 5 декабря на заседании большевистского СНК было решено «считать Раду в состоянии войны с нами». Война началась с разоружений враждебно настроенных солдат — как «большевиков», так и «украинцев». Центральная рада попыталась создать свой центр власти, не отказываясь от сохранения федеративных отношений с Россией. Однако большевиков больше беспокоило другое. В связи с возвращением на Дон казачьих частей им казалось, что там формируется мощный очаг контрреволюции. 13 декабря в «Правде» большевики заявили о принципиальном признании федеративного устройства страны в соответствии с волей трудового населения, выраженной через Советы. Несомненно, это дезориентировало многих национальных политиков, решивших, что теперь можно без помех заняться реализацией автономистских проектов.
В целях изоляции от большевизма на других окраинах стали возникать всевозможные «правительства». В начале декабря появилась декларация о создании объединенного Терско-Дагестанского правительства, подписанная, с одной стороны, атаманом Войска Терского М.А. Карауловым, с другой председателем Союза объединенных горцев Р. Каштановым{3068}. Верховным главнокомандующим был назначен командир Туземной дивизии П.А. Половцев. Некоторое время на окраинную контрреволюцию возлагались непомерные надежды — даже со стороны столичных российских социалистов.
Одновременно большевики стали создавать островки «социалистической» федерации, призванной служить делу мировой революции. 16–18 декабря 1917 г. в Валке 2-й съезд Советов Латвии заявил об объединении Латвийской Социалистической Советской Республики с Советской Россией. В сущности, большевикам пришлось проделывать то же самое, что уже практиковали «германские империалисты». По ту сторону линии фронта под патронажем германских властей Литовская тариба (аналог многочисленных национальных советов, рад, курултаев), организованная еще в сентябре 1917 г., приняла декларацию «О вечных союзных связях Литовского государства с Германией»{3069}.
Противоборство большевистских и антибольшевистских сил во все большей степени стало приобретать этническую окраску. 15 декабря 1917 г. в Минске Белорусской радой был созван довольно многочисленный Всебелорусский съезд{3070}. И хотя съезд высказался за автономию в составе демократической России (сторонников независимости было немного), в ночь на 18 декабря СНК Западной области и фронта распустил его — скорее по недоразумению.
Новые национально-государственные образования до поры до времени действительно оказывались островками относительного порядка. Послеоктябрьский сецессионизм носил характер бегства от большевистской смуты. Но вскоре местные националисты столкнулись с собственными «национальными» большевиками. В конечном счете, победителями от этого многостороннего противоборства оказались большевики исторического центра России. Творцы мировой революции, заигрывающие с колеблющимися левыми представителями нерусских народов, были всегда готовы для ее блага снести границы любых самоопределений.
Принято считать, что принцип так называемого советского федерализма окончательно утвердился в январе 1918 г., когда III Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов принял «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В ней было заявлено, что «Советская российская республика учреждается на основе свободного союза свободных наций, как федерация советских национальных республик». Считается также, что «в общих чертах» структура государственной власти в части взаимоотношений между центральными и местными органами была определена в постановлении съезда «О федеральных учреждениях Российской республики»{3071}. На деле декларация преследовала по преимуществу пропагандистские цели: привлечь внимание к идее создания всемирной республики Советов; создать соответствующие иллюзии у местных националистов (озабоченных главным образом проблемой изоляции от «русского» хаоса). Что касается «федеральных учреждений», то петроградские большевики попросту пытались налепить благопристойный правовой ярлык на процесс стихийной децентрализации страны. Они по-прежнему «висели в воздухе», но все же не теряли надежды, что «нелегкая вывезет»{3072}.