— Нѣтъ, я не понимаю. Какъ же это такъ? Везутъ въ одномъ вагонѣ. Полная безнаказанность. Что хотятъ, то и дѣлаютъ.
Урка смотритъ на него съ пренебрежительнымъ удивленіемъ.
— А вы, тихій господинчикъ, лежали бы на своемъ мѣстечкѣ и писали бы свои покаянія. Не трогаютъ васъ — такъ и лежите. А вотъ часишки вы въ пересылкѣ обратно получили, такъ вы будьте спокойны — мы ихъ возьмемъ.
Степушка судорожно схватился за карманъ съ часами. Урки захохотали.
— Это изъ нашей ко, — сказалъ я. — Такъ что насчетъ часиковъ — вы ужъ не троньте.
— Все равно. Не мы — такъ другіе. Не здѣсь — такъ въ лагерѣ. Господинчикъ-то вашъ больно ужъ хрѣновый. Покаянія все писалъ. Знаю — наши съ нимъ сидѣли.
— Не ваше дѣло, что я писалъ. Я на васъ заявленіе подамъ.
Степушка нервничалъ и трусилъ, и глупилъ. Я ему подмигивалъ, но онъ ничего не замѣчалъ...
— Вы, господинчикъ хрѣновый, слушайте, что я вамъ скажу... Я у васъ пока ничего не укралъ, а украду — поможетъ вамъ заявленіе, какъ мертвому кадило...
— Ничего, въ лагерѣ васъ прикрутятъ, — сказалъ техникъ.
— Съ дураками, видно, твоя мамаша спала, что ты такимъ умнымъ уродился... Въ лагерѣ... эхъ ты, моржевая голова! А что ты о лагерѣ знаешь? Бывалъ ты въ лагерѣ? Я вотъ уже пятый разъ ѣду — а ты мнѣ о лагерѣ разсказываешь...
— А что въ лагерѣ? — спросилъ я.
— Что въ лагерѣ? Первое дѣло — вотъ, скажемъ, вы или этотъ господинчикъ, вы, ясное дѣло, контръ-революціонеры. Вотъ та дубина, что наверху, — урка кивнулъ въ сторону рабочей нары, — тотъ или вредитель, или контръ-революціонеръ... Ну, мужикъ — онъ всегда кулакъ. Это такъ надо понимать, что всѣ вы классовые враги, ну и обращеніе съ вами подходящее. А мы, урки, — соціально близкій элементъ. Вотъ какъ. Потому, мы, елки-палки, противъ собственности...
— И противъ соціалистической? — спросилъ я.
— Э, нѣтъ. Казенной не трогаемъ. На грошъ возьмешь — на рубль отвѣту. Да еще въ милиціи бьютъ. Зачѣмъ? Вотъ тутъ наши одно время на торгсинъ было насѣли... Нестоющее дѣло... А такъ просто, фраера, вотъ вродѣ этого господинчика — во первыхъ, разъ плюнуть, а второе — куда онъ пойдетъ? Заявленія писать будетъ? Такъ ужъ будьте покойнички — ужъ съ милиціей я лучше сговорюсь, чѣмъ этотъ вашъ шибздикъ... А въ лагерѣ — и подавно. Ужъ тамъ скажутъ тебѣ: сними пинжакъ — такъ и снимай безъ разговоровъ, а то еще ножа получишь...
Урка явно хвастался, но урка вралъ не совсѣмъ... Степушка, изсякнувъ, растерянно посмотрѣлъ на меня. Да, Степушкѣ придется плохо: ни выдержки, ни изворотливости, ни кулаковъ... Пропадетъ.
ЛИКВИДИРОВАННАЯ БЕЗПРИЗОРНОСТЬ
Въ книгѣ совѣтскаго бытія, трудно читаемой вообще, есть страницы, недоступныя даже очень близко стоящему и очень внимательному наблюдателю. Поэтому всякія попытки "познанія Россіи" всегда имѣютъ этакую... прелесть неожиданности. Правда, "прелесть" эта нѣсколько вывернута наизнанку, но неожиданности обычно ошарашиваютъ своей парадоксальностью. Ну, развѣ не парадоксъ, что украинскому мужику въ лагерѣ живется лучше, чѣмъ на волѣ, и что онъ изъ лагеря на волю шлетъ хлѣбные сухари? И какъ это совмѣстить съ тѣмъ фактомъ, что этотъ мужикъ въ лагерѣ вымираетъ десятками и сотнями тысячъ (въ масштабѣ ББК)? А вотъ въ россійской сумятицѣ это совмѣщается: на Украинѣ крестьяне вымираютъ въ большей пропорціи, чѣмъ въ лагерѣ, и я реально видалъ крестьянъ, собирающихъ всякіе объѣдки для посылки ихъ на Украину. Значитъ ли это, что эти крестьяне въ лагерѣ не голодали? Нѣтъ, не значитъ. Но за счетъ еще большаго голоданія они спасали свои семьи отъ голодной смерти... Этотъ парадоксъ цѣпляется еще за одинъ: за необычайное укрѣпленіе семьи — такое, какое не снилось даже и покойному В. В. Розанову. А отъ укрѣпленія семьи возникаетъ еще одна неожиданность — принудительное безбрачіе комсомолокъ: никто замужъ не беретъ — ни партійцы, ни безпартійцы... такъ и торчи всю свою жизнь какой-нибудь мѣсткомовской дѣвой...
Много есть такихъ неожиданностей. Я однажды видалъ даже образцовый колхозъ — его предсѣдателемъ былъ старый трактирщикъ... Но есть вещи, о которыхъ вообще ничего нельзя узнать. Что мы, напримѣръ, знаемъ о такихъ явленіяхъ соціальной гигіены въ Совѣтской Россіи, какъ проституція, алкоголизмъ, самоубійства. Что зналъ я до лагеря о "ликвидаціи дѣтской безпризорности", я — человѣкъ, исколесившій всю Россію?...
Я видалъ, что Москва, Петроградъ, крупнѣйшія магистрали "подчищены" отъ безпризорниковъ, но я зналъ и то, что эпоха коллективизаціи и голодъ послѣднихъ лѣтъ дали новый рѣзкій толчекъ безпризорности... Но только здѣсь, въ лагерѣ, я узналъ куда дѣвается и какъ "ликвидируется" безпризорность всѣхъ призывовъ — и эпохи военнаго коммунизма, тифовъ, и гражданской войны, и эпохи ликвидаціи кулачества, какъ класса, и эпохи коллективизаціи, и... просто голода, стоящаго внѣ "эпохъ" и образующаго общій болѣе пли менѣе постоянный фонъ россійской жизни...