-- А что, I. А., -- спрашиваетъ Юра, -- вы въ самомъ дeлe дали бы ему въ морду?
I. А. ощетинивается на Юру:
-- А что мнe, по вашему, оставалось бы дeлать?
Несмотря на годы неистоваго пьянства, I. А. остался жилистымъ, какъ старая рабочая лошадь, и въ морду могъ бы дать. Я увeренъ, что далъ бы. А пьянствуютъ на Руси поистинe неистово, особенно въ Питерe, гдe, кромe водки, почти ничего нельзя купить и гдe населенiе пьетъ безъ просыпу. Такъ, положимъ, дeлается во всемъ мiрe: чeмъ глубже нищета и безысходность, тeмъ страшнeе пьянство.
-- Чортъ съ нимъ, -- еще разъ резюмируетъ нашу бесeду I. А., -- въ Сибирь, такъ въ Сибирь. Хуже не будетъ. Думаю, что вездe приблизительно одинаково паршиво...
-- Во всякомъ случаe, -- сказалъ Борисъ, -- хоть пьянствовать перестанете.
-- Ну, это ужъ извините. Что здeсь больше дeлать порядочному человeку? Воровать? Лизать Сталинскiя пятки? Выслуживаться передъ всякой сволочью? Нeтъ, ужъ я лучше просто буду честно пьянствовать. Лeтъ на пять меня хватитъ, а тамъ -- крышка. Все равно, вы вeдь должны понимать, Б. Л., жизни нeтъ... Будь мнe тридцать лeтъ, ну, туда-сюда. А мнe -- пятьдесятъ. Что-жъ, семьей обзаводиться? Плодить мясо для Сталинскихъ экспериментовъ? Вeдь только прieдешь домой, сядешь за бутылку, такъ по крайней мeрe всего этого кабака не видишь и не вспоминаешь... Бeжать съ вами? Что я тамъ буду дeлать?.. Нeтъ, Б. Л., самый простой выходъ -- это просто пить.
Въ числe остальныхъ видовъ внутренней эмиграцiи, есть и такой, пожалуй, наиболeе популярный: уходъ въ пьянство. Хлeба нeтъ, но водка есть вездe. Въ нашей, напримeръ, Салтыковкe, гдe жителей тысячъ 10, хлeбъ можно купить только въ одной лавченкe, а водка продается въ шестнадцати, въ томъ числe и въ кiоскахъ того типа, въ которыхъ при "проклятомъ царскомъ режимe" торговали газированной водой. Водка дешева, бутылка водки стоитъ столько же, сколько стоитъ два кило хлeба, да и въ очереди стоять не нужно. Пьютъ вездe. Пьетъ молоднякъ, пьютъ дeвушки, не пьетъ только мужикъ, у котораго денегъ ужъ совсeмъ нeтъ.
Конечно, никакой статистики алкоголизма въ совeтской {41} Россiи не существуетъ. По моимъ наблюденiямъ больше всего пьютъ въ Петроградe и больше всего пьетъ средняя интеллигенцiя и рабочiй молоднякъ. Уходятъ въ пьянство отъ принудительной общественности, отъ казеннаго энтузiазма, отъ каторжной работы, отъ безперспективности, отъ всяческаго гнета, отъ великой тоски по человeческой жизни и отъ реальностей жизни совeтской.
Не всe. Конечно, не всe. Но по какому-то таинственному и уже традицiонному русскому заскоку въ пьяную эмиграцiю уходитъ очень цeнная часть людей... Тe, кто какъ Есенинъ, не смогъ "задравъ штаны, бeжать за комсомоломъ". Впрочемъ, комсомолъ указываетъ путь и здeсь.
Черезъ нeсколько дней пришли забрать I. А. на этапъ.
-- Никуда я не пойду, -- заявилъ I. А., -- у меня сегодня свиданiе.
-- Какiя тутъ свиданiя, -- заоралъ дежурный, -- сказано -- на этапъ. Собирайте вещи.
-- Собирайте сами. А мнe вещи должны передать на свиданiи. Не могу я въ такихъ ботинкахъ зимой въ Сибирь eхать.
-- Ничего не знаю. Говорю, собирайте вещи, а то васъ силой выведутъ.
-- Идите вы къ чортовой матери, -- вразумительно сказалъ I. А.
Дежурный исчезъ и черезъ нeкоторое время явился съ другимъ какимъ-то чиномъ повыше.
-- Вы что позволяете себe нарушать тюремныя правила? -- сталъ орать чинъ.
-- А вы не орите, -- сказалъ I. А. и жестомъ опытнаго фигуриста поднесъ къ лицу чина свою ногу въ старомъ продранномъ полуботинкe. -- Ну? Видите? Куда я къ чорту безъ подошвъ въ Сибирь поeду?..
-- Плевать мнe на ваши подошвы. Приказываю вамъ немедленно собирать вещи и идти.
Небритая щетина на верхней губe I. А. грозно стала дыбомъ.
-- Идите вы къ чортовой матери, -- сказалъ I. А., усаживаясь на койку. -- И позовите кого-нибудь поумнeе.
Чинъ постоялъ въ нeкоторой нерeшительности и ушелъ, сказавъ угрожающе:
-- Ну, сейчасъ мы вами займемся...
-- Знаешь, I. А., -- сказалъ я, -- какъ бы тебe въ самомъ дeлe не влетeло за твою ругань...
-- Хрeнъ съ ними. Эта сволочь тащитъ меня за здорово живешь куда-то къ чортовой матери, таскаетъ по тюрьмамъ, а я еще передъ ними расшаркиваться буду?.. Пусть попробуютъ: не всeмъ, а кому-то морду ужъ набью.
Черезъ полчаса пришелъ какой-то новый надзиратель.
-- Гражданинъ П., на свиданье...
I. А. уeхалъ въ Сибирь въ полномъ походномъ обмундированiи... {42}
ЭТАПЪ
Каждую недeлю ленинградскiя тюрьмы отправляютъ по два этапныхъ поeзда въ концентрацiонные лагери. Но такъ какъ тюрьмы переполнены свыше всякой мeры, -- ждать очередного этапа приходится довольно долго. Мы ждали больше мeсяца.
Наконецъ, отправляютъ и насъ. Въ полутемныхъ корридорахъ тюрьмы снова выстраиваются длинныя шеренги будущихъ лагерниковъ, идетъ скрупулезный, безконечный и, въ сущности, никому не нужный обыскъ. Раздeваютъ до нитки. Мы долго мерзнемъ на каменныхъ плитахъ корридора. Потомъ насъ усаживаютъ на грузовики. На ихъ бортахъ -- конвойные красноармейцы съ наганами въ рукахъ. Предупрежденiе: при малeйшей попыткe къ бeгству -- пуля въ спину безъ всякихъ разговоровъ...
Раскрываются тюремныя ворота, и за ними -- цeлая толпа, почти исключительно женская, человeкъ въ пятьсотъ.
Толпа раздается передъ грузовикомъ, и изъ нея сразу, взрывомъ, несутся сотни криковъ, привeтствiй, прощанiй, именъ... Все это превращается въ какой-то сплошной нечленораздeльный вопль человeческаго горя, въ которомъ тонутъ отдeльныя слова и отдeльные голоса. Все это -- русскiя женщины, изможденныя и истощенныя, пришедшiя и встрeчать, и провожать своихъ мужей, братьевъ, сыновей...
Вотъ гдe, поистинe, "долюшка русская, долюшка женская"... Сколько женскаго горя, безсонныхъ ночей, невидимыхъ мiру лишенiй стоитъ за спиной каждой мужской судьбы, попавшей въ зубцы ГПУ-ской машины. Вотъ и эти женщины. Я знаю -- онe недeлями бeгали къ воротамъ тюрьмы, чтобы узнать день отправки ихъ близкихъ. И сегодня онe стоятъ здeсь, на январьскомъ морозe, съ самаго разсвeта -- на этапъ идетъ около сорока грузовиковъ, погрузка началась съ разсвeта и кончится поздно вечеромъ. И онe будутъ стоять здeсь цeлый день только для того, чтобы бросить мимолетный прощальный взглядъ на родное лицо... Да и лица-то этого, пожалуй, и не увидятъ: мы сидимъ, точнeе, валяемся на днe кузова и заслонены спинами чекистовъ, сидящихъ на бортахъ...
Сколько десятковъ и сотенъ тысячъ сестеръ, женъ, матерей вотъ такъ бьются о тюремныя ворота, стоятъ въ безконечныхъ очередяхъ съ "передачами", съэкономленными за счетъ самаго жестокаго недоeданiя! Потомъ, отрывая отъ себя послeднiй кусокъ хлeба, онe будутъ слать эти передачи куда-нибудь за Уралъ, въ карельскiе лeса, въ приполярную тундру. Сколько загублено женскихъ жизней, вотъ этакъ, мимоходомъ, прихваченныхъ чекистской машиной...