Не знаю, куда загнули въ лагерe: вправо или въ "лeвацкую" сторону. Но прожить въ этакой грязи, вони, тeснотe, вшахъ, холодe и голодe цeлыхъ полгода? О, Господи!..
Мои не очень оптимистическiя размышленiя прервалъ чей-то пронзительный крикъ:
-- Братишки... обокрали... Братишечки, помогите...
По тону слышно, что украли послeднее. Но какъ тутъ поможешь?.. Тьма, толпа, и въ толпe змeйками шныряютъ урки. Крикъ {62} тонетъ въ общемъ шумe и въ заботахъ о своей собственной шкурe и о своемъ собственномъ мeшкe... Сквозь дыры потолка на насъ мирно капаетъ тающiй снeгъ...
Юра вдругъ почему-то засмeялся.
-- Ты это чего?
-- Вспомнилъ Фредди. Вотъ его бы сюда...
Фредъ -- нашъ московскiй знакомый -- весьма дипломатическiй иностранецъ. Плохо поджаренныя утреннiя гренки портятъ ему настроенiе на весь день... Его бы сюда? Повeсился бы.
-- Конечно, повeсился бы, -- убeжденно говоритъ Юра.
А мы вотъ не вeшаемся. Вспоминаю свои ночлеги на крышe вагона, на Лаптарскомъ перевалe и даже въ Туркестанской "красной Чай-Ханэ"... Ничего -живъ...
БАНЯ И БУШЛАТЪ
Около часу ночи насъ разбудили крики:
-- А ну, вставай въ баню!..
Въ баракe стояло человeкъ тридцать вохровцевъ: никакъ не отвертeться... Спать хотeлось смертельно. Только что какъ-то обогрeлись, плотно прижавшись другъ къ другу и накрывшись всeмъ, чeмъ можно. Только что начали дремать -и вотъ... Точно не могли другого времени найти для бани.
Мы топаемъ куда-то версты за три, къ какому-то полустанку, около котораго имeется баня. Въ лагерe съ баней строго. Лагерь боится эпидемiй, и "санитарная обработка" лагерниковъ производится съ безпощадной неуклонностью. Принципiально бани устроены неплохо: вы входите, раздeваетесь, сдаете платье на храненiе, а бeлье -- на обмeнъ на чистое. Послe мытья выходите въ другое помeщенiе, получаете платье и чистое бeлье. Платье, кромe того, пропускается и черезъ дезинфекцiонную камеру. Бани фактически поддерживаютъ нeкоторую физическую чистоту. Мыло, во всякомъ случаe, даютъ, а на коломенскомъ заводe даже повара мeсяцами обходились безъ мыла: не было...
Но скученность и тряпье дeлаютъ борьбу "со вшой" дeломъ безнадежнымъ... Она плодится и множится, обгоняя всякiя плановыя цифры.
Мы ждемъ около часу въ очереди, на дворe, разумeется. Потомъ, въ предбанникe двое юнцовъ съ тупыми машинками лишаютъ насъ всякихъ волосяныхъ покрововъ, въ томъ числe и тeхъ, съ которыми обычные "мiрскiе" парикмахеры дeла никакого не имeютъ. Потомъ, послe проблематическаго мытья -- не хватило горячей воды -- насъ выпихиваютъ въ какую-то примостившуюся около бани палатку, гдe такъ же холодно, какъ и на дворe...
Бeлье мы получаемъ только черезъ полчаса, а платье изъ дезинфекцiи -черезъ часъ. Мы мерзнемъ такъ, какъ и въ теплушкe не мерзли... Мой сосeдъ по нарамъ поплатился воспаленiемъ легкихъ. Мы втроемъ цeлый часъ усиленно занимались боксерской тренировкой -- то, что называется "бой съ тeнью", и выскочили благополучно. {63}
Послe бани, дрожа отъ холода и не попадая зубомъ на зубъ, мы направляемся въ лагерную каптерку, гдe намъ будутъ выдавать лагерное обмундированiе. ББК -- лагерь привиллегированный. Его подпорожское отдeленiе объявлено сверхударной стройкой -- постройка гидростанцiи на рeкe Свири. Слeдовательно, на какое-то обмундированiе, дeйствительно, расчитывать можно.
Снова очередь у какого-то огромнаго сарая, изнутри освeщеннаго электричествомъ. У дверей -- "попка" съ винтовкой. Мы отбиваемся отъ толпы, подходимъ къ попкe, и я говорю авторитетнымъ тономъ:
-- Товарищъ -- вотъ этихъ двухъ пропустите...
И самъ ухожу.
Попка пропускаетъ Юру и Бориса.
Черезъ пять минутъ я снова подхожу къ дверямъ:
-- Вызовите мнe Синельникова...
Попка чувствуетъ: начальство.
-- Я, товарищъ, не могу... Мнe здeсь приказано стоять, зайдите сами...
И я захожу. Въ сараe все-таки теплeе, чeмъ на дворe...
Сарай набитъ плотной толпой. Гдe-то въ глубинe его -- прилавокъ, надъ прилавкомъ мелькаютъ какiя-то одeянiя и слышенъ неистовый гвалтъ. По закону каждый новый лагерникъ долженъ получить новое казенное обмундированiе, все съ ногъ до головы. Но обмундированiя вообще на хватаетъ, а новаго -- тeмъ болeе. Въ исключительныхъ случаяхъ выдается "первый срокъ", т.е. совсeмъ новыя вещи, чаще -- "второй срокъ" старое, но не рваное. И въ большинствe случаевъ -- "третiй срокъ": старое и рваное. Приблизительно половина новыхъ лагерниковъ не получаетъ вовсе ничего -- работаетъ въ своемъ собственномъ...
За прилавкомъ мечутся человeкъ пять какихъ-то каптеровъ, за отдeльнымъ столикомъ сидитъ нeкто вродe завeдующаго. Онъ-то и устанавливаетъ, что кому дать и какого срока. Получатели торгуются и съ нимъ, и съ каптерами, демонстрируютъ "собственную" рвань, умоляютъ дать что-нибудь поцeлeе и потеплeе. Глазъ завсклада пронзителенъ и неумолимъ, и приговоры его, повидимому, обжалованiю не подлежатъ.
-- Ну, тебя по рожe видно, что промотчикъ3, -- говоритъ онъ какому-то уркe. -- Катись катышкомъ.
-- Товарищъ начальникъ!.. Ей-Богу...
-- Катись, катись, говорятъ тебe. Слeдующiй.
"Слeдующiй" нажимаетъ на урку плечомъ. Урка кроетъ матомъ. Но онъ уже отжатъ отъ прилавка, и ему только и остается, что на почтительной дистанцiи потрясать кулаками и позорить завскладовскихъ родителей. Передъ завскладомъ стоитъ огромный и совершенно оборванный мужикъ. {64}
3 Промотчикъ -- человeкъ проматывающiй, пропивающiй, проигрывающiй казенное обмундированiе. Это преимущественно уголовники.
-- Ну, тебя, сразу видно, мать безъ рубашки родила. Такъ съ тeхъ поръ безъ рубашки и ходишь? Совсeмъ голый... Когда это васъ, сукиныхъ дeтей, научатъ -- какъ берутъ въ ГПУ, такъ сразу бери изъ дому все, что есть.
-- Гражданинъ начальникъ, -- взываетъ крестьянинъ, -- и дома, почитай, голые ходимъ. Дeтишкамъ, стыдно сказать, срамоту прикрыть нечeмъ...
-- Ничего, не плачь, и дeтишекъ скоро сюда заберутъ.
Крестьянинъ получаетъ второго и третьяго срока бушлатъ, штаны, валенки, шапку и рукавицы. Дома, дeйствительно, онъ такъ одeтъ не былъ. У стола появляется еще одинъ урка.
-- А, мое вамъ почтенiе, -- иронически привeтствуетъ его завъ.
-- Здравствуйте вамъ, -- съ неубeдительной развязностью отвeчаетъ урка.