Отплюнувшись отъ этой жижицы, залившей мнe лицо, я поползъ обратно, не рeшаясь сразу встать на ноги. Бросивъ впередъ палку и зацeпивъ зубами сумку, мнe удалось удачно проползти метровъ 20 къ первымъ кочкамъ и, нащупавъ тамъ самую прочную, встать. Инстинктивное стремленiе уйти подальше отъ этого "гиблаго мeста" не позволило мнe даже передохнуть, и по своимъ старымъ слeдамъ я быстро пошелъ обратно, съ замиранiемъ сердца ощущая подъ ногами каждое колебанiе почвы... На второе спасенiе уже не хватило бы силъ...
Все ближе и ближе зеленая полоса лeса. Ноги заплетаются отъ усталости, сердце бьется въ груди, какъ молотъ, потъ течетъ, смeшиваясь съ зелеными струйками болотной воды, мозгъ еще не можетъ осознать всей глубины пережитой опасности, и только инстинктъ жизни поетъ торжествующую пeсню бытiя...
Вотъ, наконецъ, и край лeса. Еще нeсколько десятковъ шаговъ, и я валюсь въ полуобморокe къ стволу сосны, на желтый слой хвои, на настоящую твердую землю...
ВЪ ТУПИКE
Къ концу дня утомительной развeдки я пришелъ къ печальному выводу: путь на сeверъ былъ прегражденъ длинными полосами {504} непроходимыхъ болотъ... Только теперь я понялъ, почему охрана лагеря не боялась побeговъ на сeверъ: болота ловили бeглецовъ не хуже, чeмъ солдаты...
Боясь заблудиться и потерять много времени на отыскиванiе обходныхъ путей, на слeдующiй день я еще разъ пытался форсировать переходъ черезъ трясину и едва унесъ ноги, оставивъ въ даръ болотнымъ чертямъ длинную жердь, спасшую меня при очередномъ погруженiи.
Выбора не было. Мнe приходилось двигаться на западъ, рискуя выйти къ городу Олонцу или къ совeтскому берегу Ладожскаго озера. И болeе двухъ сутокъ я лавировалъ въ лабиринтe болотъ, пользуясь всякой возможностью продвинуться на сeверъ, но уже не рeшаясь пересeкать широкiя предательски пространства топей.
Во время этихъ моихъ странствованiй какъ-то днемъ вeтеръ донесъ до меня какiе-то тарахтящiе звуки. Странное дeло! Эти звуки напоминали грохотъ колесъ по мостовой. Но откуда здeсь взяться мостовой? Что это -галлюцинацiя... Осторожно пройдя впередъ, я съ удивленiемъ и радостью увидeлъ, что поперекъ болотистаго района на сeверъ ведетъ деревянная дорога изъ круглыхъ короткихъ бревенъ, уложенныхъ въ видe своеобразной насыпи, возвышавшейся на метръ надъ поверхностью болота. Такъ вотъ откуда звуки колесъ по мостовой!
Въ моемъ положенiи всякiе признаки человeческой жизни были не слишкомъ прiятны, но эта дорога -- была спасительницей для бeглеца, застрявшаго среди непроходимыхъ топей.
Остатокъ дня я провелъ въ глухомъ уголкe лeса, наслаждаясь отдыхомъ и покоемъ, и поздно ночью вышелъ на дорогу.
НОЧЬЮ
Рискъ былъ великъ. Любая встрeча на этой узкой дорогe среди болотъ могла бы окончиться моей поимкой и гибелью. Трудно было представить, чтобы такая дорога не охранялась. Разумeется, встрeчи съ крестьянами я не боялся, но кто изъ крестьянъ ночью ходитъ по такимъ дорогамъ?...
Но другого выхода не было, и съ напряженными нервами я вышелъ изъ темнаго лeса на бревенчатую дорогу.
Туманная, лунная ночь, бeлыя полосы болотныхъ испаренiй, угрюмый, молчаливый лeсъ сзади, сeро-зеленыя пространства холоднаго болота, мокрая отъ росы и поблескивающая въ лунномъ свeтe дорога -- вся опасность этого похода со странной яркостью напомнила мнe исторiю "Собаки Баскервилей" Конанъ-Дойля и полныя жуткаго смысла слова:
-- "Если вамъ дорога жизнь и разсудокъ, не ходите одинъ на пустошь, когда наступаетъ мракъ и властвуютъ злыя силы"...
Идя съ напряженнымъ до послeдней степени зрeнiемъ и слухомъ по этой узкой дорогe, протянутой среди пустынныхъ топей и лeсовъ, окруженный, словно привидeнiями, волнами тумана и почти беззвучныхъ шороховъ этого "великаго молчанiя", я {505} невольно вздрагивалъ, и мнe все чудилось, что вотъ-вотъ -- сзади раздастся вдругъ топотъ страшныхъ лапъ и огненная пасть дьявольской собаки вынырнетъ изъ призрачнаго мрака... И страшно было оглянуться...
И вдругъ... Чу... Гдe-то сзади, еще далеко, далеко, раздался смутный шумъ. Неужели это галлюцинацiя? Я наклонился къ дорогe, прильнулъ ухомъ къ бревнамъ и ясно услышалъ шумъ eдущей телeги... Опасность!..
Ужъ, конечно, не мирные крестьяне ночью eздятъ по такимъ пустыннымъ и гиблымъ мeстамъ!..
Нужно было добраться до лeса впереди -- въ полукилометрe, и я бросился впередъ, стремясь спрятаться въ лeсу до того, какъ меня замeтятъ съ телeги.
Задыхаясь и скользя по мокрымъ бревнамъ, я добeжалъ со своимъ тяжелымъ грузомъ до опушки лeса, соскочилъ съ дороги и, раза два провалившись въ какiя-то ямы, наполненныя водой, залегъ въ кусты.
Скоро телeга, дребезжа, пронеслась мимо, и въ туманe надъ силуэтами нeсколькихъ людей при свeтe луны блеснули штыки винтовокъ...
Остатокъ моего пути прошелъ благополучно, и только при проблескахъ утра я съ сожалeнiемъ свернулъ въ лeсъ, радуясь что пройденные 20 километровъ помогли мнe преодолeть самую тяжелую часть пути.
Забравшись въ глушь лeса, я разостлалъ плащъ и, не успeвъ отъ усталости даже поeсть, мгновенно уснулъ.
Проснулся я отъ странныхъ звуковъ и, открывъ глаза, увидeлъ славную рыжую бeлочку, прыгавшую въ 2-3 метрахъ надъ моей головой. Ея забавная острая мордочка, ловкiя движенiя, блестящiе глазки, пушистый хвостикъ, комичная смeсь страшнаго любопытства и боязливости заставили меня неожиданно для себя самого весело разсмeяться. Испуганная бeлочка съ тревожными чоканьемъ мгновенно взвилась кверху и тамъ, въ безопасной, по ея мнeнiю, вышинe, перепрыгивала съ вeтки на вeтку, поблескивая на солнышкe своей рыжей шерстью, ворча и наблюдая за незваннымъ гостемъ.
Почему-то эта встрeча съ бeлочкой сильно ободрила меня и смягчила мою напряженность. "Вотъ живетъ же такая животина -- и горюшка ей мало", подумалъ я, опять засмeялся и почувствовалъ себя не загнаннымъ и затравленнымъ, а молодымъ, полнымъ жизни дикимъ звeремъ, наслаждающимся чудеснымъ, опаснымъ спортомъ въ родномъ лeсу, смeясь надъ погоней охотниковъ.
И съ новымъ приливомъ бодрости я опять пошелъ впередъ... Когда-нибудь, сидя въ своемъ cottage'e при уютномъ свeтe и теплe массивнаго камина, послe хорошаго ужина, я не безъ удовольствiя разскажу парe дюжинъ своихъ внучатъ о всeхъ подробностяхъ, приключенiяхъ и ощущенiяхъ этихъ 12 дней, которые, какъ въ сказкe, перенесли меня въ иной мiръ -- мiръ свободы и человeчности... {506}
А пока на этихъ страницахъ я опишу только нeкоторые кадры того многодневнаго яркаго фильма, которые запечатлeлись въ моей памяти...
ВПЛАВЬ
Предразсвeтный часъ на берегу озера... Дрожа отъ холода послe ночи, проведенной на болотe, я собираю суки и хворостъ для плота. Обходить озеро -- и долго, и рискованно. Оно -- длинное, и на обоихъ концахъ видны какiе-то домики. Идти безъ карты въ обходъ -- это, можетъ быть, значитъ попасть въ еще болeе худшую передeлку...
Три связки хворосту, перевязанныя шпагатомъ и поясами, уже на водe. Раздeвшись и завернувъ все свое имущество въ одинъ тюкъ, скользя по илистому берегу, я спускаюсь въ воду озера и, укрeпивъ свой тюкъ на плотикe, толкаю его впередъ сквозь стeну камыша.
Подъ ногами расползаются стебли и корневища болотныхъ растенiи, вокругъ булькаютъ, всплывая, пузырьки болотнаго газа, коричневая жижа, поднятая моими ногами со дна, расплывается въ чистой водe, и желтыя лилiи укоризненно качаютъ своими чашечками отъ поднятыхъ моими движенiями волнъ.
Линiя камыша кончается, и мой ковчегъ выплываетъ на просторъ озерныхъ волнъ. Толкая впередъ свой плотикъ, я не спeша плыву за нимъ, мeняя руки и оберегая отъ толчковъ. Для меня почти каждая неудача можетъ быть роковой: вотъ, если расползется мой плотикъ и вещи утонутъ, куда пойду я безъ одежды и пищи?
Метръ за метромъ, минута за минутой -- все ближе противоположный берегъ. Не трудно одолeть 300-400 метровъ налегкe, днемъ, при свeтe солнца, въ компанiи беззаботныхъ товарищей-пловцовъ. Значительно менeе уютно быть одному въ серединe холоднаго карельскаго озера, въ сыромъ туманe утра, съ качающимся впереди плотикомъ и... далеко неяснымъ будущимъ...