Мой отец нередко упоминал Сергея Юльевича Витте, к которому относился с большим почтением. Витте был настоящим, убежденным государственным деятелем и очень проницательным человеком, но ему с трудом удавалось отстаивать свои взгляды перед реакционными петербургскими чиновниками. Однажды во время визита в Ташкент Витте посетил моего отца. Его сердечные, учтивые манеры заставили отца впоследствии сказать: «Если бы все петербургские вельможи походили на Витте, Россия была бы совсем другой страной».
Не меньшее влияние на мое мировоззрение оказало другое происшествие. После заключения франко-русского союза (1892 г.) Лев Толстой в открытом письме выразил свое негодование этим событием. Для него, как и для всех прогрессивных русских людей, союз республики и самодержавия представлялся вопиющим нарушением принципов свободы и справедливости. Его резкий памфлет с суровыми нападками на Александра III не мог быть издан в России, но он тайно распространялся в мимеографических копиях, одна из которых дошла и до Ташкента. Из обрывков разговоров и прочих намеков за обеденным столом я понял, что мои родители после обеда собираются читать памфлет Толстого. У них в обычае было на час удаляться в кабинет матери, чтобы обсудить текущие дела или почитать друг другу вслух. После обеда нам, детям, полагалось расходиться по своим комнатам, но я тайком вернулся и спрятался за шторой. Затаив дыхание, я слушал обвиняющие слова Толстого, острые, как лезвие ножа. Не знаю, какими мнениями обменивались родители, так как поспешил удалиться, едва чтение закончилось. Однако по тому волнению, которое слышалось в голосе отца, и по некоторым замечаниям, сделанным им во время чтения, мне стало ясно, что отец в известной степени согласен с автором. Я был слишком молод, чтобы понять весь смысл толстовских обвинений, но чувствовал, что Россия попала в тиски какого-то ужасного недуга.
Однако услышанное ни в коей мере не нанесло ущерба моему монархизму и детскому обожанию царя. 20 октября 1894 г, когда умер Александр III, я долго лил горькие слезы после того, как прочел официальный некролог, прославлявший те услуги, которые царь оказал Европе и нашей стране. Я ревностно ходил на все заупокойные службы по царю и усердно собирал в классе мелкие пожертвования на венок в память о покойном. Взрослые же не оплакивали Александра. Они были преисполнены надежд на то, что новый царь, молодой Николай II, сделает решительные шаги в сторону конституционной монархии. Однако Николай с презрением отвергал саму эту идею как «бессмысленные мечтания».
Не буду останавливаться на школьных годах в Ташкенте. Я был общительным юношей, любил светскую жизнь, ухаживал за девушками, с готовностью принимал участие в играх и танцах. Я посещал литературные и музыкальные вечера и сам выступал на них. Поскольку в Ташкенте находилось много военных, часто совершались загородные верховые прогулки. У моих сестер не было недостатка в поклонниках, и жизнь для нас открывалась с самых лучших сторон. Однако в глубине души я оставался сдержанным и замкнутым. Уже в 13-летнем возрасте я хорошо представлял себе мир, в котором жил, но по временам чувствовал необходимость побыть наедине и все тщательно обдумать. Это внутреннее одиночество никогда не покидало меня и позже, даже в зените моей политической карьеры.
В десятилетие между 1880 и 1890 гг. большинство русских детей томились в школе или ненавидели ее, но в Туркестане все обстояло совсем по-другому. Нас не душил холодный формализм школ Европейской России, и нам нравились наши учителя и занятия. Ко времени окончания школы у нас завязались прочные узы дружбы с некоторыми учителями, и те в свою очередь, общались с нами почти на равных. Знания, которыми они делились с нами, нередко выходили далеко за пределы официальной школьной программы. Мы много говорили о наших планах на будущее и вели бесконечные разговоры о достоинствах различных университетов. Я решил изучать две главные дисциплины… историю с классической филологией (они входили в один курс) и юриспруденцию. Мои детские мечты стать артистом или музыкантом отступили перед решением служить народу, России и государству, чему посвятил свою жизнь мой отец.