Для меня важным было то, что на основе экспериментальной психологии Петражицкий определял право и мораль как два принципа, сосуществующие в разуме человека и управляющие его внутренней жизнью. Истинная мораль представляет собой изначальное чувство долга, выполнению которого человек должен посвятить свою жизнь, хотя он знает, что к этому его не принуждает никакое внешнее воздействие. Согласно Петражицкому, право – это врожденное понимание того, что человек может требовать от других и чего ожидают от него взамен. Петражицкий доказывал свою теорию экспериментами с детьми. Впоследствии я сам повторил его опыты на своих сыновьях и получил абсолютно убедительные результаты. Петражицкий в науке о праве и в юриспруденции был тем же, кем Галилей – в астрономии.
Другой крайне важной идеей Петражицкого было признание им сверхличностной органической природы государства; он заявлял, что государство не должно ограничиваться одной лишь функцией поддержания закона и порядка; оно также обязано определять курс экономической и социальной борьбы, происходящей в обществе. Однако Петражицкий отвергал марксистскую идею о том, что власть государства – всего лишь орудие в руках правящего класса для эксплуатации и притеснения его противников в классовом обществе.
Согласно марксистской теории, государственной власти суждено стать «диктатурой пролетариата», как только пролетариат захватит власть. Но поскольку этот пролетариат будет последним в истории и идеологически безупречным классом, нужда в диктатуре исчезнет и начнется эра свободы. Как говорил нам Петражицкий, история дает примеры того, что действующие законы отстают от требований повседневной жизни, когда в обществе появляется младшее поколение с совершенно другим представлением о праве. На многочисленных примерах Петражицкий демонстрировал нам, каким образом возникновение рабочего класса привело к изменению законов о труде и оказало влияние на социальное законодательство по всей Европе. В этом конкретном случае изменения были законными и неизбежными.
Помимо того, Петражицкий был специалистом по римскому праву и принимал участие в разработке германского гражданского кодекса. Он считал, что современным обществам не следует тупо копировать римское право, поскольку оно отличалось чрезвычайно формальным характером и почти полностью игнорировало принцип справедливости и человеческую личность. Новая эпоха началась с пришествием Христа, и Петражицкий полагал, что все творческие побуждения проистекают из чувства христианской любви.
Петражицкий был хрупким человеком с волосами песочного цвета, весьма невыразительным внешне, но в то же время он отличался громадной моральной и духовной силой. Его влияние было так велико, что после знакомства с ним становилось почти невозможно вернуться к прежним теориям о морали и праве. Для студентов, привыкших к старым избитым аргументам в сфере права и морали, идеи Петражицкого казались настолько свежими и многообещающими, что его лекции приходилось проводить в большой аудитории, куда вмещалось не менее тысячи слушателей.
Впоследствии, когда я входил в правительство, Петражицкий нередко навещал меня и внес много полезных предложений в области права и политики с целью улучшить социальные отношения. К сожалению, в условиях 1917 г. едва ли было возможно следовать его превосходным советам.
Большое значение для дальнейшего укрепления моих убеждений сыграли лекции по истории русского права, которые читал профессор Сергеевич, бывший ректор университета, к сожалению вынужденный покинуть этот пост после событий 1899 г. Заводя речь о древнем праве, он неизменно подчеркивал тот момент, что и в Русской Правде Ярослава Мудрого (XI в.), и в «Поучении» Владимира Мономаха своим детям (XII в.) отвергается идея о смертной казни.
Кроме того, Сергеевич в своих лекциях описывал юридические взаимоотношения на Руси, обращая внимание на тот факт, что в древнерусском обществе не существовало понятия о «божественном праве королей», и подробно объясняя отношения между князем и народным собранием (вече). Платонов, конечно, подчеркивал политический аспект конфликта между ними, в то время как Сергеевич рассматривал их скорее с юридической точки зрения.