Журнал, издававшийся при поддержке молодого знатока санскрита Н.Д. Миронова, сына богатого петербургского купца, впервые вышел 15 ноября, после чего его номера в 16 страниц, заполненные убористым шрифтом, появлялись дважды в неделю. Статьи в «Буревестнике» подписывались псевдонимами, но в ЦК партии социалистов-революционеров, конечно, знали подлинные имена авторов. Бюллетень с самого первого номера имел большой успех, и в пятом номере, вышедшем 4 декабря, редакция объявляла, что «Буревестник» признан печатным органом партии социалистов-революционеров.
После революции 1905 г. студенты тоже с головой ушли в политическую работу. Возникло огромное число меньшевистских, большевистских и эсеровских группировок – одни из них были связаны с партийными центрами, другие действовали независимо. Автономия, неожиданно дарованная университетам в августе 1905 г, превратила лекционные аудитории в общественные форумы, где процветала свобода речи и собраний, неподвластная полицейскому вмешательству, так как полиция отныне не имела права вторгаться в университеты. Профессора были не в силах обуздать революционные призывы, льющиеся с трибун.
Кузен моей жены Сергей Васильев, учившийся на последнем курсе Института инженеров путей сообщения, вступил в институтский студенческий комитет партии социалистов-революционеров. Вместе с А.А. Овсянниковым и Н.Д. Мироновым он основал социалистическо-революционную группировку, которая занималась пропагандой и распространением мимеографических листовок. Мы с женой позволили им хранить свои материалы в нашей квартире и впоследствии дорого поплатились за это доброе дело.
Я не принимал все эти импровизированные политические группировки слишком всерьез, полагая, что их деятельность – не более чем временная блажь, которую называл «революционным романтизмом». Например, какой смысл был в прокламациях Сергея, подписанных грозным именем «Организация вооруженного восстания»? Я прекрасно знал, что ни у кого из них нет огнестрельного оружия и что эта группировка никогда и не помышляла о восстании в Петербурге.
Близкой подругой моей жены и частой гостьей у нас в доме была Евгения Моисеенко, студентка Высших женских курсов. Ее брат Борис входил в состав специальной террористической группы при заграничном центре ЦК партии социалистов-революционеров, и я знал, что он время от времени бывает в России. Его приезды и отъезды, разумеется, хранились в строгом секрете, но во время нелегальных визитов в Петербург ему всегда удавалось повидаться с сестрой. Однажды в начале декабря 1905 г, когда моя жена вышла из комнаты, я попросил Евгению Николаевну встретиться со мной где-нибудь вне нашего дома – но не в квартире, которую она делила с подругой. Евгения удивилась такой таинственности, и я объяснил, что хочу поговорить с ней об очень важном деле, но так, чтобы не вызвать тревоги у жены.
Когда мы несколько дней спустя встретились в тихом ресторанчике поблизости от Невского проспекта, я попросил Евгению организовать мне встречу с ее братом, так как хотел просить его о разрешении принять участие в заговоре против царя. Мы долго спорили приглушенными, но возбужденными голосами. Сперва она наотрез отказывалась и даже порывалась уйти, но я уговорил ее остаться. Должно быть, я говорил чрезвычайно убедительно, поскольку в конце концов она со слезами на глазах согласилась.
Менее двух недель спустя, как-то раз уходя от нас, она с улыбкой попросила меня проводить ее до трамвая. Когда мы остались вдвоем, она сказала, что на следующий день ровно в 5 часов я должен идти по Невскому проспекту в сторону Аничкова моста до угла Литейного проспекта, а затем повернуть направо на Фонтанку. Там ко мне подойдет гладко выбритый человек в пальто и каракулевой шапке, который попросит прикурить.
– Возьмите с собой коробок спичек. Он достанет сигарету из серебряного портсигара, и, пока будет прикуривать, вкратце сообщите ему вашу просьбу. Он ответит вам и быстро уйдет. Вы же не спеша идите дальше, а затем поверните обратно, если только не заметите, что за вами следят.