Они обнажили корону. Они обнажали ее всякий раз, когда они выступали с тем или иным правительственным сообщением. Они постарались связать с именем монарха все ненавистное народу – отказ в дополнительном наделении землею путем принудительного отчуждения… полный отказ в милости политическим преступникам.
…Узнав о роспуске Думы, я был близок к отчаянию, ибо… этим нанесен страшный удар монархической идее.
Трудно себе представить ту степень сочувствия, каким пользовалась Дума среди народных масс: вокруг нее сосредоточивались народные надежды…
Государь, это не преувеличение! Стремление крестьян к земле имеет неудержимую силу… и всякий, кто будет противиться принудительному отчуждению, будет сметен с лица земли… Теперь, когда Дума распущена, они убеждены, что причиной роспуска послужил отказ от наделения землей. И ваши советники переложили ответственность за этот отказ на монарха…
…Я вижу, как стараниями ваших министров прогрессивно ухудшается положение. Они всеми силами стараются изолировать ваш престол, лишить вас всякой поддержки и опоры. Я с ужасом вижу, что вокруг вас постепенно образуется пустота, и под вами разверзается бездна…
…Быть может, правительству удастся теперь репрессивными мерами подавить революционное движение, загнать его в подполье! Но да не вводят вас в заблуждение эти временные успехи. Тем ужаснее будет тот последующий и последний взрыв, который ниспровергнет существующий строй и сровняет с землею русскую культуру!..
Государь, тот приказной строй, который вы осудили, во всяком случае обречен на гибель. Но если вы будете медлить с его упразднением, если вы не поспешите удалить союзников, воспитанных в его преданиях, вы сами будете погребены под его развалинами. А вместе с вами погибнет и наше лучшее будущее, наша надежда на мирное обновление родины».
Хотя царь и народ за время существования Первой Думы не успели прийти к взаимопониманию, политический климат все же несколько смягчился. Хотя амнистия не была объявлена, власти без лишнего шума выпустили многих политических заключенных, арестованных по ошибке либо считавшихся неопасными. Среди них были Сергей Васильев и его друзья, а также я. Сергею разрешили остаться в столице, мне же на несколько лет – забыл, сколько именно – было запрещено проживать в Петербурге, Москве и некоторых других крупных городах. Очевидно, это решение было как-то связано с таинственными причинами моего ареста. Все другие члены «Организации вооруженного восстания» вернулись к нормальной жизни и политической работе, и только у меня, виновного лишь в том, что я хранил на своей квартире пачку их листовок, вся жизнь шла под откос.
Я обратился к г-же Тройницкой, старой подруге моих родителей. Ее семья принадлежала к «среднему слою высшего общества» – такими словами Лев Толстой описывал ту часть аристократии, которая не входила в ближайшее окружение царя. Тройницкая сильно встревожилась за мою судьбу и немедленно позвонила сенатору Зволянскому, директору департамента полиции, с дочерьми которого я познакомился у нее дома. Зволянский согласился принять меня. Во время разговора он пытался успокоить меня, объясняя, что дело не стоит волнений, и по-отцовски убеждал меня немного потерпеть, пока не уляжется всеобщее возбуждение. Но с бесстрашием отчаяния я заявил, что не подчинюсь полицейскому произволу и что, если решение о моей высылке не будет отменено, потребую, чтобы меня арестовали, вернули в тюрьму и предъявили новое обвинение. В конце концов мы пришли к компромиссу. Приказ будет отменен, но мне следует отправиться в «отпуск» к отцу в Ташкент и не возвращаться в Петербург до осени. Через несколько дней после этого разговора я отбыл поездом в далекий Туркестан в сопровождении жены и маленького сына.
Глава 5
Политическая деятельность
После ташкентской ссылки я вернулся в Петербург. Мое возвращение совпало с попыткой убить Столыпина 12 августа 1906 г. Максималисты[25] взорвали его летнюю дачу на Аптекарском острове. При взрыве погибло 32 человека, включая самих исполнителей преступления, и было ранено еще 22 человека, среди них сын и дочь Столыпина. Сам он остался цел и невредим.
К тому времени я оставил все надежды на примирение царя с народом, хотя после октябрьского манифеста оно казалось совсем близким.
После роспуска Первой Думы и «Выборгского воззвания» бывших депутатов Думы, призвавших население оказывать «пассивное сопротивление» – не уплачивать налоги и уклоняться от призыва в армию, – сельские и городские районы, а также армию затопила новая волна революционных волнений. Крестьянские восстания разгорались по всей России и безжалостно подавлялись. В нерусских областях, особенно в Финляндии, прибалтийских губерниях и в Польше, резко усилились антирусские настроения. По всей стране рассылались карательные экспедиции. В городах происходили столкновения с войсками и забастовки. Беспрецедентным насилием сопровождались еврейские погромы, организованные печально знаменитым Союзом русского народа. Одним словом, Россия словно бы откатывалась к самым мрачным дням, предшествовавшим манифесту 1905 г.