Выбрать главу

Лично я устал сидеть и ждать того дня, когда смогу приступить к работе защитника на политических процессах. Такая работа дала бы мне возможность ездить по всей России и непосредственно знакомиться с настроениями народа. В свете происходящих в стране событий такая задача становилась все более насущной. Кроме того, на повестке дня стоял уже вопрос не проникновения в сознание народа, а оказания ему активной помощи. Но перспективы не внушали мне радости. Я отказывался от всех уголовных и гражданских дел, ожидая какого-нибудь политического дела, и все сильнее падал духом. Как можно меня, горящего желанием помогать народу, лишать возможности делать это?

Мое уныние рассеялось неожиданно. Примерно в конце октября мне позвонил видный адвокат Н.Д. Соколов:

– У вас есть возможность участвовать в политическом процессе.

– Где, когда? – спрашивал я, охваченный радостью.

Соколов ответил:

– Наша группа юристов отправляется на крупный процесс в Кронштадте по делу о восстании на крейсере «Память Азова». В нем замешан Фундаминский-Бунаков, один из лидеров эсеров, и мы взялись защищать его и моряков. К несчастью, в тот же самый день, 30 октября, начинается другой процесс – в Ревеле судят крестьян, разграбивших баронское поместье. Вы должны ехать в Ревель и вести этот процесс от нашего имени.

– Но это же невозможно! Я никогда не вел политических дел, – возражал я.

– Ну, вам виднее. Это ваш шанс. Воспользоваться ли им – вам решать.

Я колебался недолго.

– Хорошо, я еду.

И в тот же день отбыл ночным поездом в Ревель.

Всю ночь и следующий день, отгоняя сон черным кофе, я изучал дело лист за листом. Мне казалось, что передо мной лежит настоящий кусочек истории. Папка была набита показаниями свидетелей, официальными и медицинскими отчетами, заявлениями обвиняемых. Два дня, оставшиеся до суда, ушли на то, чтобы тщательно ознакомиться с делом и обдумать его социальные и политические аспекты. Положение прибалтийских крестьян было особенно тяжелым. Освобожденные при Александре II, они не получили земли, став арендаторами у местных землевладельцев – главным образом немецких баронов, которые сохраняли над ними ряд феодальных прав. На волне нынешних карательных экспедиций некоторые помещики в неспокойных областях были назначены почетными «помощниками уездных начальников» и получили полицейские полномочия, которыми безжалостно пользовались в отношении своих крестьян.

В данном случае были ограблены и частично разрушены поместье и замок. Но преступления крестьян меркли по сравнению с жестокостью расправы. Вместо того чтобы арестовать подсудимых и содержать до суда под стражей, их выпороли, а многих и застрелили на месте. После этого наугад было выбрано несколько козлов отпущения, также выпорото и доставлено в суд. Судья заявил, что главных преступников судить невозможно, так как они либо сбежали, либо были убиты.

В день открытия процесса я отправился в окружной суд, где должны были проходить слушания. Местные адвокаты, которых возглавлял Я. Поска, будущий президент Эстонской Республики, явно смутились. Вместо опытного петербургского адвоката перед ними стоял неизвестный молодой человек! (Я всегда выглядел моложе своих лет, а в то время мне было лишь 25.) Тем не менее они отнеслись ко мне очень дружелюбно! Я попросил Поску взять на себя ведение защиты, поскольку прежде вел лишь несколько уголовных дел, что требовалось для вступления в адвокатскую коллегию. Поска любезно отклонил это предложение, и я оказался предоставлен сам себе. Несмотря на мою неопытность, все шло превосходно. Я не только защищал крестьян, но и указывал обвиняющим перстом на организаторов и участников карательных экспедиций. Мы выиграли дело – большинство обвиняемых крестьян были оправданы. После того как я закончил речь, наступила секунда тишины, а затем зал взорвался аплодисментами. Председатель суда Муромцев, выказавший полную беспристрастность, призвал публику к порядку и пригрозил очистить зал суда, если шум не прекратится. После объявления приговора адвокаты и родственники обвиняемых столпились вокруг меня, чтобы тепло поблагодарить и пожать мне руку. Это меня изрядно смутило. Поска спросил: