Однажды я защищал в Тверской губернии группу «Крестьянское братство». Вожаку группы, молодому крестьянину, было лет 25–30. У меня с ним состоялся интересный и крайне поучительный разговор. Этот крестьянин, обладая живым умом, анализировал ситуацию с точки зрения своей деревни и крестьянства в целом. Он много говорил о своем братстве и его значении. Группировки этого братства, даже подвергаясь преследованиям, стояли на определенной точке зрения по аграрному вопросу и содействовали развитию крестьянства. Члены братства осознавали необходимость в образовании, читали книги и местные газеты, участвовали в организации кооперативов и во многих других полезных начинаниях. Россия после 1905 г., несомненно, сильно выросла в политическом плане.
На военных процессах солдаты охотно сотрудничали с адвокатами защиты и откровенно говорили о причинах своих поступков. Например, во время процесса военных писарей из 1-й гвардейской артиллерийской бригады в Петербурге представители властей утверждали, что агитаторы возбуждали ненависть к офицерам среди солдат, хотя, как гласило обвинение, в реальности они сами толком не понимали, о чем говорят. Обвиняемые же, напротив, были очень интеллигентными людьми и отдавали себе полный отчет в своих поступках. Они не возражали против дисциплины, при условии, что офицеры будут справедливо обращаться с ними.
Одним из моих крупнейших процессов стал суд над армянской партией «Дашнакцутюн» в 1912 г. Это дело послужило эпилогом к прискорбным деяниям князя Голицына[28] в начале века, который превратил даже таких верных друзей России, как армян, в революционную силу. Перед судом предстала вся армянская интеллигенция, включая писателей, врачей, адвокатов, банкиров и даже купцов (последние якобы финансировали революционеров). Следствие продолжалось несколько лет. Аресты проходили по всей России, и в конце концов в Петербурге был учрежден особый сенатский суд. Некоторых обвиняемых продержали в тюрьме до четырех лет, прежде чем дело дошло до суда. Слушания открылись в январе 1912 г. и продолжались до конца марта. В суд вызвали 600 свидетелей. Правительство ожидало беспорядков, и полиция приняла особые меры предосторожности. Дело слушалось за закрытыми дверями, в зал суда не пускали даже родственников обвиняемых. Из-за многочисленных запретов атмосфера стояла угнетающая. В начале суда один из обвиняемых заявил о своей невиновности. Председательствующий на процессе сенатор Кривцов постановил огласить сделанное до суда показание под присягой, носившее совершенно изобличительный характер. Я вмешался и попросил судью назначить эксперта, чтобы проверить истинность этих показаний, в которых, как мне было известно, имелись лжесвидетельства.
Кривцов, которого мое требование застало врасплох, спросил:
– Вы понимаете, о чем просите? Вы понимаете, что с вами будет, если вы ошибаетесь?
Я без колебаний ответил:
– Да, понимаю.
Была назначена экспертиза, доказавшая ложность большинства показаний. Кроме того, защите удалось установить ложность и других свидетельств. В конце концов, всякий раз, как я поднимался с возражением, судья тут же махал рукой и бормотал: «Ходатайство удовлетворено». Из 146 подсудимых 95 было оправдано, 47 приговорено к тюрьме или ссылке в Сибирь и лишь трое – к каторге. В результате процесса престиж России за границей, особенно среди турецких армян, вырос. Следователя Лыжина обвинили в лжесвидетельстве, но дело против него впоследствии закрыли, когда консилиум психиатров объявил его невменяемым.