Суд над армянами завершился в середине марта. Но долго почивать на лаврах мне не удалось. 4 апреля 1912 г. случился Ленский расстрел. Это событие стало одной из вех в истории борьбы против реакционных сил в России, и поэтому я вкратце опишу его.
У могущественной Англо-Русской Ленской золотопромышленной компании имелись прииски в северо-восточной части Иркутской губернии, в районе реки Бодайбо. Ближайшая железнодорожная станция находилась за 1400 миль, в Иркутске. Прииски располагались на безжизненном горном плато, изрезанном голыми долинами и бурными реками. Горы до конца июня покрывал снег, а уже в конце сентября наступала зима. Рабочие приисков жили и работали в этой глуши в невыразимой нищете. Они буквально находились в заключении из-за отсутствия транспорта и в результате попадали в полную зависимость от компании – она владела единственной железнодорожной веткой и контролировала все перевозки по реке. В 1911 г. губернатор Иркутска полковник Бантыш посетил Ленские прииски, ужаснулся трудовым и жилищным условиям рабочих и призвал администрацию принять немедленные меры, пока рабочие силой не заставили решать этот вопрос. Но к его предупреждению не прислушались.
Предлог к забастовке был банальным – рабочие отказались трудиться из-за протухшего мяса, которым их кормили, – но именно эта капля переполнила чашу терпения. Рабочие были настроены довольно мирно, но решили стоять до последнего. Руководство компании наотрез отказывалось вести с ними переговоры. Опасаясь серьезных беспорядков и не желая удовлетворять законные требования рабочих, администрация приисков запросила помощи из столицы. Петербургский департамент полиции немедленно отправил жандармского капитана Трещенкова навести порядок в неспокойном районе. Но его методы запугивания только укрепляли в рабочих волю бороться за свои права. 4 апреля рабочие в сопровождении своих жен направились к главной конторе компании, чтобы потребовать улучшения своего положения. Их встретили залпами огня. Было убито около 200 человек и намного больше ранено. Священник, которого поспешно вызвали к умирающим, оставил нам описание этой сцены, сохранившееся в архиве местной церкви:
«В первой палате я увидел раненых рабочих, небрежно сваленных на пол и на лавки… Воздух раздирали стоны жертв. Мне приходилось вставать на колени в огромные лужи крови, чтобы исповедовать умирающих, и едва я успевал отпустить грехи одному, как меня уже звали к другому. Все умирающие клялись, что у них были самые мирные намерения и что они просто хотели подать прошение. Я верил им. Умирающий человек не лжет».
Ленский расстрел 4 апреля 1912 г. стал сигналом к новой вспышке общественной деятельности и революционной агитации. Протесты раздавались повсюду – на заводах, в печати, на партийных собраниях, в университете и в Думе. Правительство было вынуждено назначить комиссию, уполномоченную расследовать на месте обстоятельства расстрела. Комиссию возглавлял бывший министр юстиции в кабинете Витте С.С. Манухин, пользовавшийся всеобщим уважением. Он лично отправился на прииски. Тем не менее общественное мнение не было удовлетворено; думская оппозиция (либералы, социал-демократы и трудовики) решили послать на расследование собственную комиссию. Главой комиссии назначили меня. Я пригласил участвовать в работе комиссии двух московских юристов, С.А. Кобякова и А.М. Никитина. Поездка оказалась исключительно интересной. Мы ехали на поезде, на тройке, на паровом катере, а последнюю часть пути проделали на шитике[29]. Красоту, которая окружала нас на Лене, невозможно описать. На одном берегу мы видели дома, а на другом – девственные леса. На рассвете к реке на водопой выходили целые медвежьи семьи.
На всем пути вниз по Лене мы встречали политических ссыльных, и я провел несколько незабываемых часов со знаменитой «бабушкой русской революции» Екатериной Брешковской, с которой тогда встретился впервые.
На золотых приисках сложилось довольно щекотливое положение. Правительственная комиссия во главе с сенатором Манухиным располагалась в одном доме, а через улицу в другом доме находился штаб нашей комиссии. Обе комиссии вызывали свидетелей и подвергали их перекрестному допросу. Обе записывали показания служащих компании и готовили отчеты. Сенатор Манухин отсылал свои зашифрованные доклады в министерство и царю, а мы отправляли телеграммы в Думу и в печать. Нужно ли говорить, что администрация приисков была крайне недовольна нашим появлением, но ни сенатор, ни местные чиновники не мешали нашей работе. Напротив, генерал-губернатор Восточной Сибири Князев симпатизировал нам, а иркутский губернатор Бантыш и его специальный помощник А. Мейш оказывали всяческое содействие. В результате общественного расследования компания лишилась права на монопольную разработку приисков и ее администрация была полностью реорганизована. Трущобы, в которых жили рабочие с семьями, снесли и заменили новыми зданиями. Жалованье рабочим повысилось, условия труда значительно улучшились. У нас были все причины гордиться результатами совместного начинания.