Пестель признает, с одной стороны, что "земля есть общая собственность всего рода человеческого", что "человек может только на земле жить и только от земли пропитание получать", и потому никто не может быть лишен права пользования землею; с {123} другой стороны, для процветания и усовершенствования земледелия необходимы частная предприимчивость, упорный труд и значительные издержки, которые будут прилагаться к земле только в том случае, если сельский хозяин "в полной своей собственности землю иметь будет". Для того, чтобы согласовать эти два различных принципа, надлежит разделить земли каждой волости на две половины: "Одна половина получит наименование земли общественной, другая земли частной. Земля общественная будет всему волостному обществу совокупно принадлежать и неприкосновенную его собственность составлять; она ни продана, ни заложена быть не может"; земля эта разделяется на участки, достаточные для прокормления одной семьи, и "земские сии участки должны раздаваться членам волостного общества" во временное пользование; таким образом "каждый россиянин будет совершенно в необходимом обеспечен". Другая половина - земли, находящиеся в частной собственности, "служить будут к доставлению изобилия".
Признавая право собственности "священным и неприкосновенным", Пестель, однако, возражает против предоставления богатым людям особых политических преимуществ, ибо в таком случае "аристократию феодализма" заменит "аристократия богатства" и положение народной массы нисколько не улучшится. Поэтому "все российские граждане должны одинаковым образом пользоваться всеми правами частными, гражданскими и политическими", в частности, избирательными правами. (Пестель заявляет, что "личная свобода есть первое и важнейшее право каждого гражданина". Однако, в соответствии с его якобинско-централистическими принципами, в "Русской Правде" находим и существенные ограничения свободы граждан. Воспитание юношества должно быть исключительно в руках государства. Далее, "всякие частные общества, с постоянною целью учреждаемые, должны быть совершенно запрещены, как открытые, так и тайные, потому что первые бесполезны, а вторые вредны". Пестель полагал, что общегосударственное правительство, с одной стороны, и волостная организация (обнимающая всё население), с другой, совершенно достаточны для удовлетворения всех законных потребностей и интересов всех россиян.).
{124} Будущий общественно-политический строй России представляется Пестелю в таком виде: основной общественно-политической единицей является волость, все члены которой "составляют вместе так сказать одно политическое семейство под названием волостного общества"; все граждане каждой волости образуют "земское народное собрание", которое выбирает членов "наместных" (т. е. представительных) собраний - волостного, уездного и окружного (губернского) и таким образом "все члены всех наместных собраний будут во всей точности и в полной мере самим народом избираемы". Окружные (губернские) собрания избирают членов "Народного Веча", которому принадлежит верховная законодательная власть в государстве (и право объявлять войну и заключать мир). Власть "верховно-исполнительная" принадлежит "державной думе", состоящей из 5-ти членов, избираемых на 5 лет "Народным Вечем" из кандидатов, предлагаемых окружными собраниями. Особо стоит "власть блюстительная", которую осуществляет "верховный собор", состоящий из 120 "бояр", избираемых таким же порядком, но на всю жизнь и наблюдающий за законностью действий и постановлений правительства и Народного Веча.
Кроме программы Муравьева и Пестеля, в среде декабристов обсуждались и другие планы будущего государственного устройства, но определенной, принятой всеми политической программы не было. Пестель свидетельствует в своих показаниях: "весьма часто то, что сегодня было решено, завтра опять поступало на суждение и спор".
В общем можно сказать, что Южное общество принимало программу республиканскую, северное - конституционно-монархическую, но у отдельных членов того и другого общества нередко наблюдались колебания между республикой и монархией. Еще менее согласия было по вопросам тактики; много говорили о путях или способах достижения намеченных целей, но определенного плана действий общество не имело. Больше всего споров и разговоров возбуждал вопрос о цареубийстве. В Южном обществе Пестель и большинство членов склонялись к необходимости цареубийства, северяне, в большинстве, относились к цареубийству отрицательно. В {125} отношении перспектив будущей революции, в Южном обществе "все говорили, что революция не может начаться при жизни государя императора Александра Павловича и что надобно или смерть его обождать или оную ускорить" (Пестель). Члены Южного общества предполагали "ускорить" смерть Александра I во время царского смотра на летних маневрах 1826 года, а затем восставшая южная армия должна была двинуться на Москву, "провозглашая конституцию".
Будущая революция, в представлении значительного большинства декабристов, должна была носить характер чисто военной революции, без всякого участия народных низов. Большинство офицеров-декабристов относилось отрицательно к революционной агитации среди солдатской массы. Члены тайных обществ надеялись, что справедливым и гуманным обращением с солдатами они приобретут любовь и доверие последних в такой степени, что солдаты, в нужный момент, пойдут за своими командирами всюду, куда те поведут их (Только "славяне", более радикальные и более решительные революционеры, считали необходимым участие всего народа в революции и пытались вести революционную агитацию среди солдат.).
27-го ноября 1825 года курьер привез в Петербург известие о смерти императора Александра I в далеком Таганроге. Брат умершего царя, Николай Павлович, не счел возможным воспользоваться тайным манифестом Александра, от 16 авг. 1823 г., о передаче ему престола, помимо цесаревича Константина; он распорядился, чтобы войска, правительственные учреждения и население столицы принесли присягу новому императору Константину Павловичу, и послал курьера в Варшаву к новому императору с донесением о всем происшедшем.
Константин подтвердил в письме к брату свой отказ, но Николай сначала не хотел удовлетвориться частным письмом; переписка между Петербургом и Варшавой продолжалась, и таким образом в Петербурге образовалось напряженное и тревожное состояние междуцарствия.
12-го декабря {126} утром было получено в Петербурге экстренное донесение из Таганрога от генерала Дибича, который, разбирая бумаги покойного государя, нашел в них два подробных доноса о существующем в армии обширном революционном заговоре (с указанием имен заговорщиков). В тот же день получилось письмо от Константина из Варшавы с подтверждением его отречения, и Николай, наконец, решил действовать.
Был заготовлен манифест о вступлении его на престол и на 14-е декабря назначена в Петербурге новая присяга - на этот раз императору Николаю. Дни 12-го и 13-го декабря Николай провел в большой тревоге (Он писал князю П. М. Волконскому: "Воля Божия и приговор братний надо мной совершается! 14-го числа я, буду государь или мертв..."). Он не был уверен в повиновении гвардейских полков и, призывая к себе их командиров, стремился всячески их задобрить и привлечь на свою сторону, чтобы подготовить петербургские полки к принесению новой присяги.
Смерть имп. Александра застала врасплох не только высшие правительственные круги, но и членов Северного тайного общества и его "верховную думу", не имевшую никакого конкретного плана революционных действий. Наступившее неожиданно междуцарствие открывало непредвиденные реальные возможности для совершения политического переворота. После продолжительных совещаний накануне 14-го декабря заговорщиками был намечен следующий план действий: склонив гвардейские полки к отказу от присяги Николаю, которого в гвардии не любили за жестокое и придирчивое обращение с подчиненными, потребовать, чтобы Сенат назначил "временное правление". "Первым действием временного правления было бы созвание представителей России от всех свободных сословий, которые бы и определили будущую судьбу ее и образ правления" (Фон-Визин). Был составлен проект манифеста, который должен был бы быть изданным от имени Сената.