Судя по приведенным примерам, из всех слов, образованных от корня «служ», слово «служитель» использовалось в XVIII в. для обозначения наиболее высокого статуса его обладателя, вне зависимости от того был ли он формально вольным или крепостным, что соответствовало языковой традиции. Так, И. И. Срезневский в своих «Материалах для словаря древнерусского языка» для слова «служитель» приводит примеры исключительно религиозного значения, а для слова «слуга» – светского.[103] Между тем, к концу XVI в. относится связанный с Б. Ф. Годуновым эпизод, когда он стал официально именоваться царским слугой, что выделяло его из придворного окружения и наделяло особыми полномочиями.[104] Но в дальнейшем такое словоупотребление не закрепилось и социальный статус этого слова не изменился.
Однако, кого имели в виду авторы Словаря Академии Российской под словом «вольный»? Горожан? Мещан? Купцов? Или, может быть, представителей всех социальных групп помимо крепостных? И каков, например, был социальный статус управителя монастырской вотчины Ивана Федотовича Шлячковского, выдавшего в 1762 г. бежечанину М. А. Тыранову вексель на 3 руб. 50 коп., каковые он обязался уплатить в течение одного месяца? Очевидно, что эти вопросы требуют дальнейшего изучения.
Ровно половина – шесть – из двенадцати векселей этой категории выписаны на сумму от 10 руб. и ниже, однако три векселя, выданные служителем Иваном Филатовичем Мешковым канцеляристу Алексею Ивановичу Буркову (один в 1757 и два в 1759 гг.), были выписаны на относительно крупные по тем временам суммы – 52, 55 и 50 руб. Интересен и вексель на 15 руб., выданный в 1763 г. монастырским служкой Александром Петровичем Антоновым, контрагентом которого был бежецкий помещик И. Н. Ченцов.
Еще одна немногочисленная, но неопределенная в социальном отношении группа – это низшие военные чины и члены их семей. В нашей базе их девять человек. Из них два армейских сержанта и один солдат, один солдат лейб-гвардии Семеновского полка, один отставной боцманмат, один отставной солдат, один солдатский сын и одна солдатская жена. Почти все векселя в этой категории выданы на незначительные суммы. Исключение составляет лишь вексель 1755 г. на 100 руб., выданный уроженцем Бежецка отставным боцманматом Л. Н. Ревякиным.
Солдатский сын Семен Игнатьев, выписывая вексель на 3 руб. бежечанину И. В. Первухину, счел необходимым добавить, что он «города Бежецкаго житель». Слова «житель» и «жилица» встречаются еще в 26 векселях. В качестве места жительства при этом называются города Нарва, Переславль-Залесский, Рыбная слобода и Устюжна Железопольская, а также монастырские села, в том числе Валдай, а также Александровская слобода Переславля-Залесского, Подгорная Макарьева монастырская слобода, одно село в Костромской провинции. Очевидно, что солдатский сын Игнатьев проживал в Бежецке, не будучи вписан в бежецкое купечество, а значит, и в соответствующие ревизские сказки. В данном случае неизвестно, имел ли он собственный двор или жил на имевшемся в городе штабном дворе. Не исключено также, что он был сыном солдата-инвалида, находившегося в составе расквартированной в Бежецке инвалидной команды. С остальными «жителями», самоидентификация которых ограничена лишь одним этим словом, картина еще менее ясная. Средняя сумма вексельных сделок по этой категории составляет 27,2 руб., то есть выше, чем у крестьян и у церковников. Места заключения сделок также разнообразны – Тверь, Петербург, Весьегонск, Нарва, Валдай, Бежецк и Устюжна. Иначе говоря, в хозяйственную деятельность они были вовлечены достаточно активно. Правда, лишь в одном случае «житель» является заимодавцем, во всех остальных – это заемщики.
Возможно жителями тех или иных населенных пунктов называли тех, кто не был дворовладельцем и проживал совместно с родственниками. Вполне вероятно также, что люди, обозначавшие себя словами «житель» и «жилица», не являлись крепостными, не были приписаны к соответствующим городовым и сельским общинам, а их правовой и фискальный статус оставались неясными. Тоже следует сказать и еще о трех участниках сделок. Это «служный сын» Василий Евдокимов, «помощник» Ларион Орлов и «сиделец» петербургского купца Н. С. Семьянова Макар Григорьев, причем последний, действуя, видимо, по поручению своего хозяина, выписал вексель в 1772 г. на довольно значительную сумму – 490 руб.
103
104
См.: