Так, в 1951 или 1952 году в университетском клубе состоялась встреча с вырвавшимся из тюрьмы турецким поэтом-коммунистом Назымом Хикметом, и его успеху могли бы позавидовать нынешние кумиры эстрады; в конце вечера студенты ринулись к сцене, жадно стремясь прикоснуться к протянутым навстречу рукам Хикмета (признаюсь, что и я сам прикоснулся...).
Вполне уместно утверждать, что многие из нас были намного "левее" Сталина, который, например, как отмечалось выше, был категорически против ввязывания в войну с США в Корее, хотя Хрущев уговаривал его так поступить; уже из этого видно, что хрущевская "левизна" могла найти горячую поддержку у активной части молодежи, или, говоря конкретно, у комсомольцев конца 1940 - начала 1950-х годов, значительная часть которых вскоре вступила в партию*. Помню, как группы студентов, проходя мимо расположенного тогда вблизи от университета посольства США, нарочито громко запевали воинственные песни того времени типа "Москва - Пекин"...
Я говорю именно о молодежи, поскольку ее тогдашняя настроенность хорошо известна мне лично. Но из свидетельств других людей и документов явствует, что аналогичные устремления были присущи тогда и многим членам партии старших поколений.
Стоит еще добавить, что "комсомольский энтузиазм" владел в то время и такими молодыми людьми, позднейшая жизнь и деятельность которых шла в совсем ином русле. Так, ныне даже нелегко поверить, что литературовед Сергей Бочаров и культуролог Георгий Гачев в конце 1940 - начале 1950-х годов входили в руководство факультетской организации ВЛКСМ... И, между прочим (вопреки господствующим теперешним представлениям о том времени), комсомольской "карьере" Гачева не помешало ни то, что его отец был репрессирован в 1938 году, ни то, что его мать - еврейка; осенью 1949 года* Гачев стал секретарем организации ВЛКСМ III курса факультета, в которой насчитывалось более 300 комсомольцев.
Я не случайно взял слово "карьера" в кавычки. Сейчас многие склонны полагать, что в сталинские времена активное участие в "работе" комсомола и, тем более, партии принимали, главным образом, люди, стремившиеся занять высокие посты и обрести всякого рода привилегии. Конечно, подобных людей было немало, к ним принадлежал, например, упомянутый выше "профессиональный обличитель" идеологических диверсий Суровцев. Но ни Сергей Бочаров, ни Георгий Гачев, ни большинство из названных мной выше студентов той поры вовсе не были "карьеристами",- что доказывает их последующая жизнь: они не только не стремились войти во власть, но в той или иной мере противостояли ей. И их участие в "работе" комсомола в университетские годы диктовалось их тогдашней искренней убежденностью, а не стремлением "выдвинуться".
Кто-либо может сказать, что характеристика мировосприятия студентов "предоттепельного" времени не дает оснований для широких выводов, для суждений о тогдашней идеологической ситуации вообще. Но я полагаю, что такие основания все же есть. Ведь среди этих студентов были люди, прибывшие из различных областей и краев страны, и значительная часть выпускников были распределены опять-таки в разные места. Далее, убеждения этой молодежи складывались, конечно, не на пустом месте; они так или иначе опирались на идеологию наиболее активных людей старших поколений, хотя - как это и характерно для молодых людей вообще - они шли дальше, "заостряли" то, что восприняли от отцов и дедов.
* * *
Возвратимся теперь к сопоставлению двух послесталинских "программ" дальнейшего развития страны,- условно говоря, "маленковско-бериевской" и "хрущевской". Как уже сказано, первая ориентировалась на государство, вторая - на партию. Правда, в некоторых сочинениях о том времени утверждается, что Маленков, став председателем Совета министров и отказавшись от поста секретаря ЦК, вместе с тем все же сохранил за собой главенство в верховном органе партии - Президиуме ЦК, ибо именно он поначалу председательствовал на его заседаниях.
Однако все члены президиума ЦК, за исключением одного только Хрущева, занимали вместе с тем высшие государственные посты, где и была сосредоточена их деятельность. А повседневной практической деятельностью партии ведал Секретариат ЦК, которым единолично руководил Хрущев. Таким образом, наметилась основа для своего рода двоевластия,- хотя поначалу государство играло безусловно первостепенную роль.
Автор еще недавно популярных, но теперь полузабытых сочинений, один из "советников" Хрущева, Федор Бурлацкий, в 1953 году был сотрудником "главного" журнала "Коммунист" и присутствовал на докладе Маленкова, прочитанном, по-видимому, осенью того года, перед "аппаратом" ЦК КПСС. В докладе, сообщает Бурлацкий, "то и дело звучали.. уничтожающие характеристики... Надо было видеть лица присутствовавших, представлявших тот самый аппарат, который предлагалось громить. Недоумение было перемешано с растерянностью, растерянность - со страхом, страх - с возмущением. После доклада стояла гробовая тишина, которую прервал живой и, мне показалось, веселый голос Хрущева: "Все это, конечно, верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат - это наша опора". И только тогда раздались бурные, долго не смолкавшие аплодисменты. Так одной фразой Первый секретарь завоевал то чего Председатель Совета Министров не смог своими многочисленным речами"26. И всего за год с лишним "соперничество" государства и партии окончилось победой последней. Но ясное представление об этом соперничестве имеет немалое значение для понимания и того времени, и последующей истории страны.
Маленков и Берия, в сущности, ставили перед собой задачу завершить тот процесс оттеснения партии на задний план, который начался в середине 1930-х годов. Выше приводились "откровенные" слова Берии о том, что роль партии должна быть ограничена "подготовкой кадров" и "пропагандой", то есть свестись к политико-идеологическому "воспитанию". При Сталине уже в 1940 году и, окончательно, в 1943-м как раз к этим функциям была сведена роль партии в одном из основных институтов государства - в армии: полновластных комиссаров сменили политработники, игравшие по сути дела только "воспитательную" роль (в сегодняшней Российской армии также есть именно "воспитатели" - хотя, конечно, уже не в "коммунистическом духе").
Однако, с другой стороны, послесталинское государство явно предлагало кардинальную ревизию прежней программы, ибо выдвинуло в качестве главной цели экономики производство средств потребления (за счет средств производства), а кроме того, устами Маленкова объявило о немыслимости войн между мирами социализма и капитализма в "атомную эпоху". 12 марта 1954 года, выступая на собрании избирателей (14 марта состоялись очередные выборы в Верховный совет СССР),- то есть опять-таки не перед партией Георгий Максимилианович провозгласил, что прямое противоборство социализма и капитализма "при современных средствах войны означает гибель мировой цивилзации"27.* И, надо прямо сказать, тезис этот был вполне обоснованным: он подтверждается ходом событий уже почти полстолетия; даже хрущевская доставка ядерных боеголовок на Кубу в 1962 году не привела к войне.