"Оказывается, старинный герб Ржева - лев на красном поле... Он стоял на западной окраине русских земель, и не раз на него обрушивался удар врагов, рвущихся в глубь России".
Натиск на Восток особенно усилился начиная с XIV века, и шел он тогда под знаком борьбы Католицизма с Православием*; атака нацизма на большевизм - это только исторически-конкретная "форма" многовекового натиска под разными девизами...
Вот мельчайшая и, казалось бы, совершенно незначительная деталь: у рассуждающего о "великолепных успехах" Фридриха Великого в операциях на уничтожение обер-лейтенанта - несмотря на условия фронтового быта идеально обработанные ногти, что даже побудило переводчицу спрятать свои руки под стол. А с "запредельной" человечностью плачущая при мысли о матери жестокого врага старуха сморкается затем в кончик своего головного платка...
Словом, два несовместимых мира (выявившихся в этих вроде бы не имеющих никакой значительности деталях) - то самое геополитическое противостояние, о котором подробно говорилось выше. И оно, пожалуй, наиболее неоспоримо проявляется в таких вроде бы не заслуживающих серьезного внимания деталях...
Уместно предположить, что Елена Ржевская смогла и увидеть, и оценить значение таких деталей потому, что под Ржевом она впервые соприкоснулась не только с вражескими офицерами, но и с людьми, составляющими основу называющегося Россией мира,- ибо ранее она знала только по-своему замкнутое и как бы театральное московское бытие...
О жизни до Ржева говорится: "Я всегда жила вместе с товарищами. А теперь - одна среди невиданных раньше людей...
Подумала: если меня убьют, Агашин и Москалев (офицеры разведки.- В. К.) скажут: "Была тут переводчица-москвичка" (ничего другого, может, и не скажут, но "москвичка" - обязательно)".
Однако со временем Ржевская убеждается, что вжившись в военное бытие этих "невиданных" ею людей, стала для них своей, а не "москвичкой".
Необходимо отметить, что тот мир, в котором зреет победа над врагом не только собственно русский мир в этническом смысле слова. Так, капитан-разведчик Агашин - "с восточной окраины нашей страны, родом из полукочевого племени... Его отец и дед провели жизнь в седле, с табунами диких лошадей... Но, в общем-то, совершенно неважно, от кого он рожден..." Важно, что он всем существом принадлежит к атакуемому с Запада миру, ради которого в марте 1942-го геройски погибает...
Правда, в последнем его деянии, похоже, выразилась особенная повадка его восточного племени... Горстка людей выходит по пробитому речкой оврагу из вражеского окружения. Патроны давно кончились.
"Вдруг из-за поворота вышли немцы. Патруль. Четверо. Все. Конец. Сжалось и ткнулось куда-то сердце.
Агашин завозился, азартно, злобно оттолкнувшись, выбросил себя вперед и с поднятыми окаянно вверх руками шагнул в сторону немцев...
Это было жутко. Агашин, как в горячке, в помешательстве, спешил к ним навстречу. Сдаваться. Немцы с наведенными на него автоматами поджидали. И вдруг он оступился в снег, скособочившись. Мгновенный взмах его руки, занесенной за плечо, взрыв...
Вперед! - выдохнул Москалев, очнувшись. Мимо убитого Агашина, упавшего ничком... Мимо убитых немцев. Торопясь, пока не подоспели на взрыв другие. По черному снегу - за поворот русла, в ложбинку, по кустам, к снежному валу - к своим..."
Вернемся теперь к книге генерала Гроссмана "Ржев краеугольный камень Восточного фронта". В конце он подробно рассказывает, как армия оставляет Ржев, делая это словно бы совершенно "добровольно"*. Он иронизирует над цитируемой им нашей военной сводкой о происшедшем 3 марта: "Несколько дней назад наши войска,- говорилось в этой сводке,- начали решительное наступление на Ржев. Сегодня после длительных и тяжелых боев они взяли город". Неадекватность сводки видна из самого ее текста: в ней говорится, что наступление на Ржев началось всего "несколько дней назад", но тут же сказано о "длительных" боях. Верно, что бои шли в течение четырнадцати месяцев, однако наши войска все же не брали город с боем. Составители сводки, по-видимому, сочли неудобным сообщить, что враг сам отдал Ржев, хотя на деле-то в этом выразилось наше подлинное созревшее к тому времени превосходство над врагом. И всего лишь через четыре месяца начнется Курская битва, в которой это превосходство предстанет с полнейшей, абсолютной очевидностью (в частности, потому, что победа была достигнута летом, и нельзя было сослаться на помогавшие-де нам морозы или распутицу).
Генерал Гроссман цитирует также тогдашнюю сводку своего военного командования, в которой было объявлено, в частности, что "армия без всякого вражеского давления сдала территорию, завоеванную в тяжелой борьбе... Движение прошло планомерно. Враг не смог помешать отводу войск... Наши войска понесли незначительные потери... они чувствуют себя полностью победителями".
Прямо-таки замечательно, что в этой сводке 3 марта 1943 года, в сущности, признано наше превосходство: вражеские войска "чувствуют себя полностью победителями", ибо им удалось с "незначительными потерями" (в ходе отступления) уйти от наших войск, а не быть ими уничтоженными!
А "точка зрения", высказанная 56 лет назад в цитированной выше нашей военной сводке, широко распространена по сей день, и многие люди не знают, что Ржев был отдан врагом, а не взят нашими войсками в ходе "тяжелых боев". И не исключено, что, узнав об этом, кто-либо окончательно уверится в "бессмысленности" приведших к огромным потерям сражений под Ржевом - ведь враг-то в конце концов ушел сам...
В действительности же он ушел потому, что 2 февраля сокрушительным поражением завершилась Сталинградская битва (через четыре дня, 6 февраля, Гитлер см. выше "разрешил" оставить Ржев), а ее исход мог бы быть иным, если бы под Ржевом враг не вынужден был держать примерно 1/6 часть войск Восточного фронта, в том числе и упомянутые выше 12 дивизий, которые ему пришлось дополнительно отправить летом 1942 года не под Сталинград, а к Ржеву!