Петербург: последствия Второй силезской войны
В марте 1744 года Франция положила конец дипломатическим интригам, объявив войну Англии и Австрии. Людовик XV отправил в отставку Амело де Шайу и взял управление иностранными делами в свои руки — версальская политика резко изменила направление[16]. Нейтралитет сохраняла одна Россия; в ее власти было склонить чашу весов в пользу Англии{56}. Австрии или Франции. Получалось, что исход этого конфликта, о причине которого — борьбе за австрийский престол — никто уже практически не вспоминал, зависит от Петербурга. Французы, «ввязавшиеся во вторую Столетнюю войну»{57}, в течение нескольких месяцев одержали благодаря полководческому таланту Морица Саксонского целый ряд побед в принадлежавших Габсбургам Нидерландах. Напротив, на рейнской границе дела шли далеко не так прекрасно. Людовик XV, прибывший туда на помощь французской армии, тяжело заболел. Судя по всему, король был уже при смерти, его соборовали, и лишь полковому хирургу чудесным образом удалось вернуть его к жизни{58}. В ожидании полного выздоровления Людовика его кабинет разработал план новой коалиции — на сей раз с Пруссией, Швецией и Россией{59}; готовить почву для сближения между двумя давними антагонистами, пруссаками и французами, следовало в Петербурге. Дальон, окончательно сменивший Ла Шетарди на посту французского посланника в России, занялся — при посредничестве Мардефельда, по видимости весьма податливого, — «соблазнением» прусского короля; он предлагал Фридриху поддержать правое дело, советовал ему взять сторону императора Карла VII{60}, так сказать, начать все сначала. Король поддался на уговоры; скорее всего, не последовало бы возражений и со стороны Швеции, но поведение Елизаветы, никак не проявлявшей симпатии ни к одной из воюющих сторон, оставалось загадкой. Усилиям версальского кабинета, славшего российской императрице роскошные подарки, каждодневным трудам французских дипломатов противостояла «реальная политика» прусского короля, которого заботили исключительно его собственные территории. Ободренный договором об оборонительном и наступательном союзе, который он подписал с Францией в июне 1744 г.{61}, Фридрих завоевал Богемию, и в сентябре его войска вошли в Прагу. Таким образом он вторгся в королевство, сохранявшее нейтралитет, и угрожал территориальной целостности Саксонии, захват которой, собственно, и являлся его заветной целью[17]. Тем самым прусский король бросал вызов и Парижу, и Петербургу. Людовик, напуганный подобной дерзостью, умолял своего странного союзника «отложить мщение до лучших времен»{62}. Получалось, что, берясь защищать интересы германского императора на международной арене, Фридрих на самом деле только вредит ему. Протесты против действий прусского короля раздавались отовсюду, в том числе и из дворца русской императрицы. Маркиз д'Аржансон, новый министр иностранных дел Франции, пришел к выводу, что из всех европейских монархов Фридрих навлекает на себя самую острую ненависть. Если бы французы пожертвовали Фридрихом, его противники оказали бы им некоторые услуги, «на что, разумеется, они бы никогда не пошли, не будь ненависть их [к этому государю] так велика»{63}. Путаная и умозрительная дипломатия Версаля и агрессивная политика Берлина не облегчали жизни их представителям, которые не успевали следовать за всеми переменами в планах своих повелителей. Очень скоро отношения между Мардефельдом и Дальоном испортились, общее дело (привлечь Россию на свою сторону) отошло на второй план. Противники Пруссии в германском мире объединились в обширную коалицию, и французы опасались, что, не порвав с Фридрихом, они подвергнутся нашествию (впрочем, в ту пору маловероятному) русского вспомогательного корпуса. Против захвата Богемии не выступила только Англия; тем не менее и она тревожилась за неприкосновенность Ганновера — курфюршества, принадлежавшего английским королям. Георг II не расторг договора о взаимной помощи, подписанного в 1742 году с Фридрихом; однако английский король делал вид, что не помнит о своих военных обязательствах перед неуемным племянником. Выполнить их Георгу было бы крайне затруднительно: британским генералам приходилось тратить все силы на сопротивление французам в Нидерландах и Америке.
16
Король занимался иностранными делами вместе с первым помощником по имени Ла Порт дю Тей. Рене-Луи д'Аржансону, брату военного министра, управление иностранными делами было вверено лишь в 1745 году.
17
Еще в 1742 г. он признавался своему «дражайшему лебедю» графу Альгаротти: «Я видел Дрезден в волшебном фонаре, но не знаю, когда попаду туда снова. Поскольку я не люблю ничего делать наполовину, я уеду отсюда лишь довершив начатое. А уж затем, после установления мира, я возвращусь к изящным искусствам, а Берлин — к наслаждениям». — Correspondance de Frédéric Second avec le comte Algarotti. Berlin, 1837. P. 31 (письмо без даты, по-видимому, от начала января 1742 г.).