Глава двенадцатая.
ПРОТОКОЛЬНЫЕ СЛОЖНОСТИ
В дипломатическом отношении начало Семилетней войны, новой бойни, явившейся следствием новой системы союзов, восходит к тем трем годам, что последовали за подписанием Ахенского договора. 1740-е годы — это военные конфликты, соперничество европейских держав и поиск ими новых союзников; итогом же этого периода стал разрыв отношений между Францией и Россией в 1748 году, а затем между Россией и Пруссией в 1750 году, причем произошло это неожиданно для самих заинтересованных лиц. Войдя в европейскую систему, царская империя разрушила установленный порядок. Монархи стали жертвами хитросплетения политических обстоятельств, распрей между непримиримыми группировками и рокового отсутствия диалога между королями, кабинетами министров и дипломатами. К «холодной войне» (1748–1756) привел целый ряд психологических и формальных ошибок, плохо подготовленных спектаклей, в которых актеры, сами того не желая, постоянно оступались и ошибались. Международное право, на которое поминутно ссылались все участники конфликтов, служило очень слабой опорой, ибо каждый толковал его в духе своих национальных обычаев. Во времена Людовика XV и Фридриха II послы, разумеется, представляли своих монархов, однако при этом сохраняли некоторую независимость, «полезную» автономию, которая позволяла им принимать меры, не советуясь со своими кабинетами{474}. Расстояние между столицами, например между Парижем и Петербургом, обрекало дипломатов на самостоятельность; предоставленные самим себе, они не всегда могли сдерживать свои страсти и свое корыстолюбие. Как ни странно, первыми согрешили французы, впрочем большие знатоки и защитники этикета.
С самого начала переговоров в Ништадте (1721) выяснилось, что подписание союзного договора между Бурбонами и царем из династии Романовых наталкивается на протокольные трудности. Петр I настаивал на именовании его Императором Всероссийским и мечтал выдать одну из дочерей за родственника Короля-Солнца. Дюбуа сумел, сославшись на слишком юный возраст принцев крови или переговоры о браке с другими дворами, отложить решение этого деликатного вопроса. Боясь оскорбить английских союзников, весьма встревоженных русскими победами на берегах Балтики, кардинал не стал ни подписывать конвенцию, ни употреблять требуемый титул, ибо второе «вытекало» из первого; впрочем, добавил он, «в намерения короля не входит отказывать царю в титуле императора»{475}. Смерть Дюбуа, кончина Филиппа Орлеанского (1723) и удаление герцога де Бурбона, а затем смерть Петра I (1725) приостановили переговоры насчет титулования; в течение двух последующих десятилетий, когда Россией правили женщины, проблема эта не поднималась, несмотря на неоднократные запросы русской Коллегии иностранных дел. К Екатерине I, женщине недворянского происхождения, и Анне Ивановне, дочери слабоумного брата царя-реформатора, французские дипломаты относились с явным презрением{476}. Петр II и Иван VI в силу юного возраста и скоротечности своих «царствований» не успели потребовать, чтобы за ними признали императорский титул. Однако после 1741 года на трон взошла дочь Петра Великого, и уж она-то не замедлила объявить о своих притязаниях.