Две эти молодые нации, недавно вошедшие в сообщество крупных континентальных держав, не были связаны никакими старинными обязательствами; государи их могли торговать своим нейтралитетом, как это делал Фридрих при заключении Бреславской и Дрезденской конвенций, или же обменивать его па подарки и пенсионы, как поступали вплоть до 1745 года министры Елизаветы, которые извлекали выгоду из распрей воюющих держав, сами же старались остаться в стороне от конфликтов. Прусский король несколько лет колебался, не зная, на кого сделать основную ставку — на Францию или па Великобританию, и сталкивал одну с другой, чтобы расширить зону своих собственных действий. Елизавета колебалась между симпатией к своему неудавшемуся жениху Людовику XV и ревностью к своей сопернице Марии-Терезии, которая, однако, держалась с ней всегда крайне почтительно. Силезские войны, запятнанная репутация прусского короля, щедрые субсидии — все это в конечном счете заставило дочь Петра Великого выступить в союзе с Австрией против Франции, своей основной союзницы в пору переворота 1741 года.
Европа утратила стабильность еще и потому, что интеграция России и Пруссии в европейское сообщество происходила «аритмично». Со времен Петра 1 Россия постепенно завоевывала себе место в континентальной системе, завладела выходом в Балтийское море, получила влияние надела шведские, польские, а следовательно, и саксонские. Маргинальное положение России сделалось ее силой; она играла очень важную роль — помогала сохранять равновесие между великими державами. Например, она обеспечивала спокойствие на восточном направлении, преграждая путь мусульманским захватчикам. Австрия, которая первой пострадала бы от возможной турецкой агрессии, очень скоро поняла выгоды, которые сулил ей союз с Россией, и сделала ставку именно па этот союз; со своей стороны Франция, старая союзница Турции, попыталась рассорить две восточные нации, разжигая их соперничество. Таким образом, французы поставили царскую империю на одну доску с державой нехристианской и даже антихристианской — иначе говоря, совершили, с точки зрения Елизаветы, непростительную ошибку. Что же касается Пруссии, то она своим вмешательством поколебала и без того непрочный европейский порядок: молодой прусский король, попирая все законы, вторгся в Силезию и лишил империю Габсбургов земель, имевших важнейшее экономическое и стратегическое значение. Стремительная агрессия Фридриха ослабляла европейский континент в самом его центре; медленное же продвижение России в западном направлении ослабляло лишь периферию Европы. Англичане и французы считали, что Россия им ничем не грозит, между тем прусские солдаты грозили всем без исключения, начиная с дипломатов, в чьи обязанности входило сохранение мира.
Политика Гогенцоллерна изменила облик Центральной Европы. «Священная Римская империя германской нации» в результате его действий оказалась раздробленной, разделенной между двумя крупными державами — Пруссией и Австрией, которые в результате всех этих событий сделались непримиримыми врагами. Прежде главным в Европе было противостояние Бурбонов и Габсбургов, затем — противостояние католиков и протестантов, к которым временно примыкал курфюрст ганноверский, он же король Англии. Теперь же все перепуталось. Английского короля роднило с Австрией наличие общего врага — Людовика XV, однако вместе с французским королем он добивался контроля над Балтийским морем; оба они покровительствовали Дании и Швеции — странам, которые были им необходимы для упрочения экономического влияния па севере и па которые теперь, после войн Петра Великого, претендовала еще одна держава — Россия. Впрочем, англичане и голландцы, ведшие обширную торговлю и потому заинтересованные в богатейших российских территориях, старались поддерживать равновесие в северном регионе.
Что же касается России, то она окончательно вошла в сообщество европейских наций; одержав победы над шведами, поляками, турками, она сумела разрушить «восточный барьер», которым хотела огородить свои территории империя Габсбургов. Франция рассчитывала подчинить дочь Петра Великого своему влиянию, напоминая ей о ее долгах и обязательствах; Пруссия брала пример с Франции; однако в результате долгой и кропотливой работы Елизавету сделали союзницей и даже вынудили принять участие в военных действиях не пруссаки и французы, а англичане и австрийцы (которым большую помощь оказывал канцлер Бестужев). За это они заплатили немалую цену, причем отнюдь не только деньгами (хотя субсидии также сыграли свою роль): им пришлось признать, что в Европе существует вторая, православная империя, преемница Византии, и что ее монархиня имеет право па все почести, какие подобают императрице. Фридрих же отнесся к притязаниям Елизаветы с насмешкой; он держался так неуместно и неприлично, что сумел оскорбить и саму русскую государыню, и ее дипломатических представителей. Со своей стороны, Людовик XV слишком долго выжидал, прежде чем признать за Елизаветой титул императрицы; желая во чтобы то ни стало сохранить за Францией третье место в иерархии великих держав, он не соглашался ни па какие изменения в церемониале.