Борьба за полную реабилитацию участников этой акции в юридическом смысле, снятие идиотской 64-й статьи, преодоление ряда очевидно беззаконных действий «победителей», достижение максимума исторической и политической правды, — и все. На этом — точка.
Никакой патетики в этом вопросе быть не должно. Предоставим остальное историкам.
Вместо такой позиции мы наблюдаем слащавые поп-политические эффекты типа совместных съемок, напоминающих мне сусальную фотографию какого-нибудь эстрадного коллектива, например, ансамбля «На-на». В центре — Александр Проханов. Можно вешать на стену групповой портрет. И — забывать о политическом интерьере.
Чего добиваются? О чем думают? Какие цели ставят перед собой? А главное — перед движением? — Вот они, компоненты политического инферно.
Заигрывание с фашизмом, мифологизация ГКЧП (вместо четкости позиций и конструктивности политических требований в этом вопросе), пресловутое «евразийство», раскрывающее настежь южные и юго-восточные ворота российской крепости новым ханам, поверхностность, отсутствие воли к рациональным политическим действиям.
С фашистским знаменем во главе оппозиции народ вести себя в бездну не позволит. После референдума салонная оппозиция перестала существовать. Теперь понятно, какого Автора нашли себе салонные оппозиционеры. Руслан Хасбулатов сказал о том, что победили средства массовой информации, то бишь рязановы, киселевы и иже с ними. — Черта с два могли бы они кого-нибудь победить, если бы не помощь оппозиционных актеров, идеально сыгравших роль в фильме «Красно-коричневая угроза» по сценарию, написанному тем самым Автором, поиском которого они занимались с таким упорством.
Голосование на референдуме в целом и особенно по вопросу об экономическом курсе — это полное фиаско лидеров оппозиции, сыгравших под аккомпанемент дугинско-прохановского «оркестра», в декорациях Казинцева и Кожинова, под пантомимы баркашевской массовки пьесу Александра Николаевича Яковлева под названием «Ужасный русский фашизм». И неужели не стыдно тем, кто еще не до конца переродился, не встал на путь политического инферно? Ведь стыд — это мощное онтологическое чувство, способное пробудить к новой жизни.
Завтра, когда вернется История, все это будет названо в лучшем случае клоунадой. И в историческом смысле такая оценка будет справедливой, ибо скажем прямо и со всей откровенностью: революция перерастает своих вождей.
Политический процесс идет своим ходом, а политические вожди как бы при сем присутствуют. В одночасье рухнула вся лживая пропагандистская машина салонной патриотической оппозиции, строившая свою работу на завываниях по поводу «временного оккупационного правительства», которому в порядке политического инферно время от времени полагалось пойти навстречу. Ну и что теперь? Продолжать кричать о «временном оккупационном»? Но политически ошибочно — и в тактическом, и в стратегическом плане — называть временным оккупационным правительством режим, поддержанный существенной группой населения в условиях существования оппозиции, имеющей свои средства массовой информации и политические структуры. Другое дело, что данный режим — компрадорский, что он действительно занят распродажей национального богатства, созданного не одним поколением. Но тогда давайте прямо признаем, что вплоть до исчерпания национального богатства (а это в России процесс небыстрый) данный режим будет иметь определенную базу социальной поддержки, ибо, попросту говоря, в распродажу включены очень и очень многие. Кто приватизирует порт Находку, а кто станок или кусок железной трубы. Но — «все при деле».
Исходя из этого, следует строить политическую борьбу с компрадорами, выявляя те социальные силы, которые не могут и не должны сочувствовать компрадорству.
Но кто докажет мне, что патриотический салон не является просто другим претендентом на ту же компрадорскую роль? Вначале компрадоры отжимают легко текущий сырьевой «сок» с помощью демократической фразеологии, а затем, когда сока станет меньше и надо будет прижать посильнее, придет черед националистической истерии или той же «Ваффен-СС». Метафизическое двойничество в начале, идеологическое двойничество — потом, и экономическое, так сказать, на закуску. Убежден, что это высоко вероятный сценарий.
Что можно этому противопоставить? Что есть сегодня национальный курс? Мы уже предложили те ограничения, в рамках которых он может формироваться. Давайте искать, вглядываясь в нашу непростую реальность. Всему свое время. И все не так просто, как это кажется кликушествующим шаманам.
Сейчас много говорится о программах. Но ведь емкость требований реальных политических сил порой тем больше, чем меньше слов им нужно для предъявления своих целей. Например, национальная (не компрадорская!) буржуазия потребует от политиков трех, казалось бы, элементарных вещей.
Первое. Защита внутреннего рынка.
Второе. Полная проницаемость внутреннего экономического пространства.
Третье. Поддержка государством всех возможных способов завоевания внешнего рынка.
И все. Казалось бы, задача элементарна. Но попробуйте решить ее. Я не пытаюсь абсолютизировать роль национальной буржуазии, возможны и другие сценарии, другие действующие силы, но в общем-то требования, предъявляемые ими, будут во многом сходными.
Кстати, зачастую действительные участники политического процесса предпочитают молчать в ожидании конца той или иной фазы игры и готовясь к следующему ее этапу заблаговременно.
Время делает свое дело, и самые фантастические прогнозы по части катастрофичности происходящего превращаются в общепризнанные и почти банальные факты. И вместо топтания на месте (и без того истоптанном), вместо повторения (в тысяча первый раз) тезиса о катастрофе надо двигаться вперед в осмыслении происходящего.
Не пора ли, например, признать, что мы имеем дело с борьбой не только внешних, но и внутренних сил, с различными политическими и экономическими интересами. Эти силы, что называется, «играют по крупной», и катастрофа для них не более, чем карта в этой крупной игре.
Катастрофа — это та среда, в которой существуют и с помощью которой реализуют свои интересы те или иные корпоративные группы. Изматывая страну, они одновременно изматывают еще и друг друга, и в действительности к осени 1993 года будет окончательно решен вопрос о том, какие из этих групп и на каких основаниях войдут в стабилизационный картель. Но если и далее сырьевики, до сих пор «бегущие впереди паровоза», не умерят свои аппетиты и не признают фиаско изначальной идеи своего безраздельного господства и диктата своих условий лидерам промышленности т. н. группы «А», то острый политический конфликт неизбежен. Если же они проявят гибкость и осмотрительность, то первый крутой поворот в том, пока еще сугубо «линейном» процессе, который «пошел» где-то в начале 1988 г. и завершается на наших глазах, пройдет, быть может, относительно гладко.
Я не знаю, что понимает Президент Ельцин под преодолением кризиса. И понимает ли он вообще что-нибудь в тот момент, когда произносит эти или другие кем-то написанные громкие заявления. Но к августу 1993 г. то, что называет Президент Ельцин кризисом, действительно исчерпает ресурс саморазвития. И некоторые в каком-то смысле несколько более позитивные варианты развития, может быть, действительно замаячат на горизонте, вопреки усилиям Гайдара и его оставшихся у руля сподвижников, типа председателя Госкомимущества Чубайса.
Лихорадка с конституционным процессом, судорожные попытки окончательно рассыпать страну под крики о ее собирании, — это и есть определенный тип реакций на перспективу (не предопределенную и даже маловероятную, но все же реальную!) стабилизации в результате взаимного изматывания всех национальных корпоративных структур, пытающихся вот уже 5 лет достичь одностороннего преимущества во взаимной склоке между собой.
Попытки сброса Верховного Совета и Съезда, конвульсивные кадровые чистки, непрекращающиеся атаки на Председателя Госбанка Геращенко, лихорадочные действия Чубайса по развалу крупных вертикальных концернов даже в сырьедобывающих (!) отраслях — это все из той же политической оперы. Равно, как и конституционная оргия.