Ликвидацией Казанского ханства, вошедшего в состав Русского государства, были созданы предпосылки для нормального развития восточных и северо-восточных русских земель, которым отныне не угрожали ни плен, ни разорение. В пределы России вошло все среднее течение Волги — «место пренарочито и красно велми, и скотопажитно, и пчелисто, и всяцеми земными семяны родимо, и овощми преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого угодья много».5 Открывались новые возможности для развития восточной торговли.
Казанская земля — «подрайская землица», по словам Пересветова, предназначаемая для раздачи воинам, стала также добычей церкви и монастырей. Именно на них возлагалась миссия крещения мусульманского населения края. Бревно для церкви Благовещения Богородицы, первой православной церкви в Казани, основанной 4 октября 1552 г., принес сам царь. В начале 1553 г. место в Казанском кремле «под церковь и под двор» получил Троице-Сергиев монастырь, крупнейший духовный вотчинник страны. Ему же была передана доходная привилегия — право частичного сбора пошлины — «пятна» с купли-продажи ногайских лошадей.
Присоединение Казани создавало базу для великодержавных настроений, упорно пропагандируемых церковью. Борьба за Казанское ханство облекалась церковниками в оболочку религиозной войны с «погаными», «отступниками христовой веры» и т. д. Церковь, которая в пределах России выступала, хотя и в очень мягкой форме, против холопства, спокойно взирала на то, как «христово» воинство брало «в полон» татарских женщин и детей.
Для народов Казанского ханства присоединение его к России также не было однозначным. Освободившись от ига казанских феодалов, население получило возможность мирного существования уже в силу того, что прекращались бесконечные усобицы. Население Казанского ханства вошло в число народов, угнетаемых царизмом. Однако пройдет еще немало времени, прежде чем эти народы осознают свою общность и протянут друг другу руки для совместной борьбы против единого врага. Впервые это случится в начале XVII в. во время восстания Болотникова.
Велико было и международное значение присоединения Казани. Все христианские государства, в особенности южной и юго-западной Европы, испытавшие страх перед расширением Османского султаната, увидели, что в лице Русского государства выросла сила, способная противостоять если не самому султанату, то его вассалам. Присоединение Казани изменило всю расстановку сил в Поволжье и в районе Каспийского моря, резко подняло международный авторитет России.
На очередь встала задача ликвидации другого поволжского ханства — Астраханского. Занимавшее важное стратегическое и торговое положение ханство раздиралось борьбой различных клик, ориентировавшихся на соседние государства. Один из ногайских мурз поддерживал прорусски настроенного хана Ямгурчея, другой — Дербыш-Али, жившего некоторое время в России. В середине века большой интерес к делам Астраханского ханства стал проявлять султан, рассматривавший его как трамплин для проникновения в Закавказье и Иран» Набеги крымцев, в особенности разорение Астрахани в 1547 г., привели к усилению прорусской ориентации в Астрахани. В 1551 г, царю «бил челом в службу» астраханский хан Ямгурчей. Однако Иван IV решил посадить на ханство своего ставленника Дербыш-Али. Весной 1553 г. три полка под руководством Дербыш-Али были отправлены в Астрахань. 2 июля русским войскам удалось взять Астрахань. Узнав об этом, Ямгурчей, находившийся со своим войском в пяти верстах от города, обратился в бегство. Удалось захватить всех его жен, пушки и пищали, освободить русских пленных. Ханом в Астрахани стал Дербыш-Али. Известие о победе русских быстро распространилось в пределах Астраханского ханства. Ногайские ханы один за другим стали присягать на верность Ивану IV. Ямгурчей с приближенными бежал в Азов.
Условия присоединения Астрахани сводились к следующим: ежегодно астраханцы обязались платить 40 тыс. алтын{12} и доставлять царю 3 тыс. руб. Ловцы русского царя получали право беспошлинно ловить рыбу в Волге на всем ее нижнем течении — от Казани до Каспия.
В 1555 г. после неудачной попытки Ямгурчея овладеть столицей ханства и бегства Дербыш-Али в Астрахань было послано подкрепление. Дербыш-Али вернулся в город и «государю в холопстве учинился». Это означало окончательное присоединение Астрахани. Форма правления в Астрахани несколько отличалась от той, которая утвердилась в Казани. Если в Казани были оставлены русские наместники, то в Астрахани в таком качестве выступал астраханский же хан Дербыш-Али. Титул астраханского «царя» летом 1554 г. присвоил себе Иван IV.
Одновременно с присоединением Казани и Астрахани в состав России вошла и Башкирия. Подчиненные Ногайской орде, кочевавшей между средней и нижней Волгой и Яиком, башкиры испытывали тяжелый гнет. Среди башкирского населения усилилось течение в пользу присоединения к России. Одно за другим башкирские посольства били челом Ивану IV о подданстве. Вступая под власть России, башкиры облагались легким ясаком. К 1557 г. вся Башкирия вошла в состав России, став неотъемлемой частью многонационального Русского государства.
По Волге, от ее истоков до устья, открылись широкие возможности торговли с восточными странами. Во второй половине XVI в. в Поволжье появилось до 20 новых городов (Самара, Саратов, Царицын, Уфа и др.), которые оказывали значительное влияние на развитие экономики края, Русский крестьянин передавал свой многовековой опыт земледельческого труда народам Поволжья. Отныне русские, татары, башкиры, чуваши, мордва и мари бок о бок боролись с эксплуататорами — крепостниками.
НА ПЕРЕПУТЬЕ
Внутриполитические последствия присоединения Казани были противоречивыми. Казалось бы, успешное завершение войны должно было поднять авторитет царя. Однако его поведение в решающие моменты показало, что 22-летний царь не способен успешно справляться с обязанностями военачальника. По контрасту со спокойным и выдержанным двоюродным братом Владимиром Старицким малодушие царя еще отчетливее бросалось в глаза. Хотя митрополит Макарий на торжественном молебне и польстил Ивану IV как «по царьски храбрствующему», это не подняло его авторитета в глазах окружающих. Вскоре после завоевания Казани произошел конфликт царя с военачальниками.
Близкие к деятелям Избранной рады князья А. Горбатый, Мстиславский и Курбский по окончании торжественного празднования победы вынуждены были вспомнить, что они лишь «государевы холопи» и их роль в управлении государством ничтожна. Вопреки советам воевод Иван IV распорядился, чтобы основная часть войска вернулась в Москву неудобной дорогой по чувашским землям вдоль Волги. От 100–200 коней, захваченных каждым воином в Казани, в конце пути осталось по два-три. Это, конечно, вызвало недовольство царем со стороны участников похода. Вылилось оно во время боярского «нестроения» в марте 1553 г. Историки долго спорили о том, что это было: действительно ли мятеж бояр, как говорится в приписках к официальной иллюстрированной летописи (Царственной книге){13}, или, как утверждал Грозный в письме, написанном спустя 11 лет, их желание «воцарити» князя Владимира Андреевича Старицкого, или, наконец, просто заговор одного из бояр — Лобанова-Ростовского, который пытался бежать за рубежи Русского государства.
Дело скорее всего обстояло так. 1 марта 1553 г., т. е. четыре месяца спустя после возвращения из Казанского похода, Иван Грозный тяжело заболел. Опасаясь за свою жизнь и за судьбу престола, он поторопился составить завещание в пользу малолетнего («пеленочника») сына Дмитрия. Тотчас же царь потребовал принесения присяги Дмитрию. Сначала целовали крест ближние бояре. Из 12 членов Думы по крайней мере 10 бояр и окольничих безоговорочно принесли присягу. Часть ближних бояр, в том числе и казначей, неохотно присягали на верность малолетнему царевичу. Некоторые прикинулись больными. Ходили слухи, будто они «ссылались», т. е. вели переговоры, с Владимиром Андреевичем Старицким, ибо «хотели его на государство».1 Двоюродный брат, единственный наследник престола в случае отсутствия у царя прямых потомков, действовал по наущению матери. Во время принесения присяги Владимир и кн. Евфросинья собрали своих детей боярских «да учали им давати жалование, денги». Верные царю бояре объявили, что князь Владимир «не гораздо делает», и перестали допускать его к больному царю. Тогда с протестом выступил протопоп Сильвестр: «Про что вы ко государю князя Володимера не пущаете? Брат вас, бояр, государю доброхотнее».2 Этим эпизодом один из летописных рассказов датирует начало розни между благовещенским протопопом и верными Ивану IV боярами.