• внедрение оптимальных систем управления институциональными реформами; использование объективных показателей эффективности проведения институциональных реформ – не по тому, что делалось, а по тому, что сделано;
• предоставление гарантий общественного участия и контроля (политическое руководство и общество «берут в клещи» разложившуюся часть средней и низовой бюрократии);
• дистанцирование от институциональных реформ групп с явными конфликтами интересов, исключение ситуаций, когда институциональные преобразования отдаются на откуп тем, кто жизненно заинтересован в их провале;
• преодоление ведомственного сепаратизма; отслеживание и пресечение ситуаций, в которых государственные инстанции выстраивают и реализуют собственные стратегии, конфликтующие с централизованными установками на институциональные реформы.
Курс на новую институциональную среду шире запросов экономики. Речь идет о ликвидации произвола и бесправия на уровне рядовых контактов граждан с властью (демократия повседневности). «Демократия снизу», от повседневных отношений, открывает новые возможности неполитической правозащитной деятельности и гражданских инициатив и в итоге создает реальную базу для демократии в «большой политике».
РАЗДЕЛ II. ИННОВАЦИОННЫЙ ПРОРЫВ
Инновационный прорыв, его масштабы…
XXI век – век знания, наукоемких производств, высоких технологий и стремительных инноваций. Мировая экономика достаточно быстро, а главное неуклонно трансформируется в постиндустриальную, в которой обычная товарная продукция уступает приоритет нематериальным активам, создаваемым на основе знаний. Страны-лидеры в этих направлениях уже сейчас получают решающие конкурентные преимущества. Более того, эти преимущества позволяют лидерам мирового развития монополизировать если не право, то саму возможность управлять будущим. Каким именно будет этот новый мир сейчас предугадать трудно, но уже очевидно, что в нем будут совершенно иные глобальные иерархии и расклады, и выпадать они будут по иным основаниям.
Российская история с привычным для страны местом в числе лидеров духовного, интеллектуального и научно-технического развития в этом плане ко многому обязывает. В XX веке нами был осуществлен ряд грандиозных прорывов на уровне мирового лидерства, однако сделано это было на фоне беспрецедентной архаизации политики и социальной сферы, ценой форс-мажорной мобилизации, а в конечном счете – ценой подрыва собственных перспектив, в том числе в плане наращивания знаний и технологий. Это действительно был прорыв – но прорыв в тупик. По итогам глобального развития и собственной эволюции режима сформированная на тот момент инновационная система оказалась несостоятельной. В конце века страна закономерно утратила ряд основных стратегически важных позиций, обнаружив явное технологическое отставание, а главное – фатальную неспособность преодолеть это отставание при существующем порядке.
Уже в первой половине нового, наступившего века выяснится, насколько это необратимо. Несмотря на привычку к «легкой ренте», у нашего поколения еще есть шанс развернуть унизительный и губительный для страны процесс.
Дело не только в том, что мир входит в принципиально новый технологический уклад. Глобальный процесс концентрации высокопроизводительной интеллектуальной активности продолжается, что уже сейчас ведет к ее сосредоточению буквально в нескольких странах. Нынешнее состояние мозгов в нашей стране (но, увы, не институтов) все еще теоретически допускает вхождение России в этот пул. Однако достижение уровня стран – лидеров развития и «хозяев будущего» предполагает нечто существенно иное и гораздо большее, чем ускоренный прогресс, начинающийся с очень отсталых позиций, скупку технологий или тотальное воровство на интеллектуальных рынках, как это имеет место в инновационных «прорывах» отдельных стран второго и третьего эшелонов мирового развития.
В том, что касается точки отсчета в инновационных процессах нам теперь не до заносчивости. Многое из того, что делают уже сейчас страны, пытающиеся включиться в инновационную гонку, нам необходимо еще только запустить, а затем пройти, чтобы хотя бы сняться с «нефтяной иглы», обеспечить инновационный старт и минимальные заделы для возможности широкого маневра. Вместе с тем, необходимо отчетливо представлять себе подлинные масштабы вызова времени, брошенного России – особенно когда речь идет о перспективах вхождения (точнее возвращения) страны в число глобальных центров интеллектуального, инновационного развития. Эта задача не решается запуском нескольких дорогостоящих проектов и косметическим ремонтом инновационной среды. То, что сейчас делается, в принципе не решает задачу-максимум. Хуже того, то, что все же реализуется, часто создает иллюзию «достаточной активности», а это замедляет (если вовсе не останавливает) работу на будущее по осуществлению действительно назревших и необходимых изменений.
…и его альтернативы
Ситуация не вполне определенна и трактуется неоднозначно. Если в этом веке наш «догоняющий прорыв» не состоится, для мировой истории в этом не будет ничего уникального, а тем более трагичного (если, конечно, провал России не обернется глобальным бедствием, что в принципе не исключено). В истории человечества отдельные страны неоднократно вырывались в лидеры мирового развития «почти ниоткуда», а потом вновь мирно возвращались на вторые позиции, а то и вовсе на задний план. Часто – без фатальных потерь в качестве жизни для элит, а то и для основной массы населения. И для большей части человечества в этой мерцающей пассионарности нет ничего страшного. Для России это особенно интересно, поскольку эпохальные достижения в нашей истории сплошь и рядом осуществлялись как раз на фоне резкого падения качества жизни основной массы населения – обнищания, голода и т.п. И наоборот: как бы критично ни относиться к качеству жизни в нынешней России, нельзя не признать, что у решающего большинства этот уровень на порядок выше, чем в те времена, когда мы потрясали мир уникальными инновациями, научными открытиями и художественными откровениями.
Вопрос лишь в том, насколько мирная траектория прозябания на вторых ролях вообще открыта для России – не на отдельных сравнительно благополучных отрезках, а в большой перспективе. Не исключено, что Россия из-за своих размеров, уникальных природных богатств и человеческого потенциала просто обречена на борьбу за лидерство и особые позиции в мире.
Есть здесь и серьезная опасность. При нашем характере обычное дело, подвигая себя на борьбу за лидерство, сводить все к производству знаков, символических атрибутов прорыва. Часто мы не столько зарабатываем призы в мировой гонке, сколько сами себе эти призы фабрикуем – и ставим на полку достижений. При этом государство не столько обеспечивает инновационное развитие, сколько создает себе алиби, в действиях и квазирезультатах. Делается это, как правило, в ущерб глубинной эволюции, инновационному
движению в целом, в ущерб системной, институциональной работе, наведению хотя бы элементарного порядка в рутине и «мелочах», в ущерб обеспечению инновационности экономики и общества, а не отдельных назначенных новаторов и всего того ярко инновационного, что эксплуатируется идеологией и пропагандой.
Если разговоры о научно-технологическом лидерстве сведутся к инновационной символике, к производству экспонатов для очередной выставки достижений народного хозяйства – дело обречено. Если же понимание грандиозности задач и удаленности целей вынудит хотя бы сдвинуть с мертвой точки системную работу, нынешний пережатый пафос и не во всем обоснованные амбиции могут оказаться простительными и по-своему полезными.
Стартовые условия: люди и институты
Россия вступает в новый век с крайне противоречивыми стартовыми условиями для инновационного маневра. В пантеоне нашей школьной истории значительное место занимают фигуры мирового уровня – ученые, изобретатели, инженеры, гении-самородки, кустари- новаторы. Еще свежа память об уникальном историческом явлении – полном научном комплексе СССР, о мировом лидерстве в таких сверхинновационных отраслях, как космос или создание отдельных видов вооружений. Но вместе с тем, не изжиты, а отчасти и усугублены системные пороки: