Все признавали — еще со студенческих времен — его недюжиные математические способности, но только он сам знал о себе, что дар логики, свойственный математику, соседствует в нем с даром хаоса, свойственным безумцу. В азарте, сам не помня себя, с искаженным от страсти лицом, запуская ладонь с растопыренными пальцами в волосы, он громоздил в своих расчетах такие дебри, что потом и сам не мог найти из них выхода. "Во я дал! Ну во я даю!", — глупо хихикал он, оставляя за спиной десятки допущений и наудачу введенных коэффициентов, которые когда-нибудь потом как-нибудь следовало проверить, перепроверить и обосновать. И вот в результате пятидневного математического запоя и короткого пуска сотен тонн железа, установленного в многокилометровых подземных туннелях, на свет появился вот этот Чебутыкин с унылым лицом, который сразу же стал канючить и ныть.
Какое из его допущений сработало, Вермонт понятия не имел. Что за альфа, лямбда или бета пробили материю насквозь и соединили два мира, он знать не знал. Два последних дня он пытался разобраться в собственных вычислениях, по двадцать часов в сутки сидя за своим стареньким ноутбуком с истершимися буквами на клавиатуре, но чем дальше, тем меньше он понимал. Это писал и считал как будто другой человек. Нынешний трезвый Вермонт не мог понять все эти спирали, круги и зигзаги, которыми шла мысль впавшего в научный запой Вермонта. Он уже предчувствовал, что не справится. Для того, чтобы проверить собственные теории, ему нужна была команда из пяти — или пятидесяти? — математиков и физиков, которые пройдут по его следам, выискивая ошибки и проверяя прозрения. А он сам? Он знал, что его уже называют "новым Ландау" и "Эйнштейном нашего века" и прочат ему Государственную премию. Он был от этого в ужасе.
Вот это долгое стояние посреди комнаты с горячей чашкой чая в руке на самом деле было нужно ему, чтобы наконец решиться. Обжигающая влага в чашке кончилась, на дне осталась только черная разбухшая масса чаинок. Он тупо смотрел на нее и думал о коэффициенте вязкости в подобных средах. Он поставил чашку на стол, запер дверь на ключ и сам испугался громкого звука, с которым ключ повернулся в замке. Но отступать было нельзя. Теперь Вермонт сделал то, что было строго-настрого запрещено инструкциями: нажал синюю кнопку на пульте перед стеклом. Раздалось шипение, это работал сжатый воздух, поднимая белые стальные рольставни. За ними обнаружилась серая овальная дверь с глазком и толстой резиновой прокладкой, пропущенной по периметру. Вермонт крутанул двумя руками красный вентиль. Резина хлюпнула, отлипая от стены. Молодой ученый вступил в отсек, где при незыблемой температуре, постоянной влажности и стандартном давлении проживал пришелец с того света Чебутыкин.
4.
Чебутыкин, сидя на стуле, смотрел на молодого ученого невыразимо тоскливым взглядом. Холодной, вдруг окаменевшей рукой Вермонт взял стул и сел напротив него. Надо было как-то начинать разговор, но он не знал, как. Оба молчали.
— Николай Иваныч, как вы себя чувствуете? — наконец начал Вермонт самой дурацкой из всех возможных фраз. Он и сам тут же понял, что спросить так означало наступить на мозоль собеседнику. Ежечасные сводки врачей о состоянии здоровья Чебутыкина поступали к нему круглые сутки. Он знал, что Чебутыкин здоров, как бык. Но вопрос таил в себе второе дно. Никто на самом деле не знал, как себя должен чувствовать мертвец, насильно доставленный в мир живых.
Горло Чебутыкина дернулось, словно он хотел что-то сказать, но не сказал. Он повернул лицо в сторону и длинным взглядом затравленного существа смотрел в угол.
— Я вот что хочу вас спросить, Николай Иваныч, — снова начал Вермонт, с трудом подыскивая слова. — Я хочу вас спросить, что… было… там?
Чебутыкин быстро повернул голову и цепким злым взглядом уставился на Вермонта. Вермонт и сам чувствовал шаткость, непристойность и даже циничность своей позиции. Он заловил этого Чебутыкина в посмертном мире, как какого-нибудь зверька, посадил в клетку и теперь собирался допрашивать.
— Ты кто? — вдруг спросил Чебутыкин.
— Я Илья Александрович Вермонт, старший научный сотрудник института физики высоких энергий в Протвино. Я кандидат физико-механических наук, выпускник… — с фальшивой разговорчивостью начал Вермонт.