Наши путешественники разместились в хижине, где раньше жил сержант Марсьяль. В тот же день они нанесли визит губернатору, который с удовольствием выслушал их рассказ о событиях в Санта-Хуане и выразил огромное удовлетворение при известии об уничтожении банды Альфаниса.
Что же касается господина Мигеля, господина Фелипе и господина Баринаса, то — не удивляйтесь — они все еще были тут и все еще не могли разрешить спор, заставивший их покинуть Сьюдад-Боливар.
В тот же вечер пассажиры «Гальинеты» и «Мориче» нанесли визит пассажирам «Марипаре». С какой радостью господин Мигель и его друзья встретили своих недавних попутчиков! И каково же было их недоумение, если не сказать — остолбенение, когда они увидели Жана... их дорогого Жана... в женском платье под руку с Жаком Эллоком!
— Не могли бы вы объяснить, почему он в женской одежде? — спросил господин Баринас.
— Потому что это моя жена, — ответил Жак Эллок.
— Жан де Кермор — ваша жена?! — вытаращив от удивления глаза, воскликнул господин Фелипе.
— Нет... мадемуазель де Кермор.
— Как... мадемуазель де Кермор? — удивился в свою очередь господин Мигель.
— Сестра Жана! — смеясь, пояснил Жермен Патерн. — Посмотрите, как они похожи!
Наконец разобрались. Господин Мигель и его коллеги от всей души поздравили молодых супругов и вместе с ними порадовались, что госпожа Жак Эллок нашла своего отца полковника де Кермора, ставшего миссионером Санта-Хуаны.
— А как Ориноко? — спросил Жермен Патерн. — По-прежнему на своем месте?
— По-прежнему, — ответил господин Мигель.
— Так, стало быть, это ее воды несли нас к подножию Серра-Паримы?
При этом вопросе лица господина Баринаса и господина Фелипе помрачнели, в глазах засверкали молнии, а господин Мигель безнадежно покачал головой. Поборник Атабапо и поборник Гуавьяре заспорили с тем же жаром, что и три месяца назад. Нет, они никогда не уступят друг другу, никогда не договорятся. Скорее уж они согласятся с точкой зрения господина Мигеля и признают, что Ориноко — это Ориноко!
— Отвечайте, сударь, — воскликнул господин Баринас, — осмелитесь ли вы отрицать, что Гуавьяре не раз фигурировала под названием Западной Ориноко в трудах по-настоящему компетентных географов...
— Таких же компетентных, как вы, сударь, — парировал господин Фелипе.
С первых же слов противники пришли в крайний азарт. Эта дискуссия возобновлялась каждый день на рассвете и длилась до заката. И если спорщики до сих пор еще не исчерпали свои аргументы, то, видимо, потому, что они были неисчерпаемы.
— Река, рождающаяся в горах Сума-Пас к востоку от верховьев Магдалены на территории Колумбии, — это вам не речушка, берущая свои истоки неизвестно где.
— Что значит неизвестно где, сударь? — едко возразил господин Фелипе. — Вы имеете дерзость употреблять подобное выражение, когда речь идет об Атабапо, которая спускается с льяносов, орошаемых Риу-Негру, осуществляющей связь с бассейном Амазонки?
— Но вода в Атабапо черная, она даже не смешивается с водами Ориноко.
— А воды вашей Гуавьяре желто-белые, и в нескольких километрах ниже Сан-Фернандо вы их уже не сможете различить!
— Но в Гуавьяре кайманы водятся в таком же количестве, как и в Ориноко, тогда как в вашей Атабапо можно встретить только ни на что не годных рыбешек, хилых и черных, как она сама.
— Отправьте суда по вашей Атабапо, господин Фелипе, и посмотрите, далеко ли они уйдут, если, конечно, не тащить их волоком, а вверх по Гуавьяре они пройдут тысячу километров до слияния с Арьяри... и даже дальше!
— Хоть и волоком, господин Баринас, но мы осуществляем гидрографическую связь между бассейном Амазонки и Венесуэльской Республикой.
— А мы — между Венесуэлой и Колумбией!
— Ну а разве у вас нет для этого Апуре?
— А у вас Касикьяре?
— На вашей Гуавьяре нет ничего, кроме черепах...
— А на вашей Атабапо — ничего, кроме комаров.
— В конце концов, Гуавьяре впадает в Атабапо, это все знают.
— Нет, это Атабапо впадает в Гуавьяре, что известно любому грамотному человеку... ее сток превышает три тысячи двести кубических метров...
— «И как Дунай, она течет с запада на восток»[327], — процитировал Жермен Патерн строку из «Восточных мотивов».
Еще один аргумент в пользу Гуавьяре, которым господин Баринас не преминет воспользоваться в следующий раз.
327
Строка из стихотворения французского поэта-романтика Виктора Гюго (1802— 1885) «Разгневанный Дунай», вошедшего в поэтический сборник «Восточные мотивы» (1820).