Ивон подогнал лодку к берегу, привязал, вынес корзины с рыбой, постоял было, дожидаясь купающихся, а потом сам сбросил с себя одежду и кинулся в воду, разбрасывая вокруг радужные брызги. Дети и племянники тотчас облепили его, насели ему на спину. «Нет, и он тоже еще мальчишка…» — глаза у воеводы опять мутнеют от набежавшей слезы.
Воевода перевел взгляд на столы, около которых хлопотали женщины. Распоряжалась здесь Васена — как всегда, спокойно, без суеты. Добромил с нежностью смотрит на жену. Когда-то она была первой красавицей в Вежине — от той красоты немало сохранилось. Пусть волосы у нее поседели, а лицо покрыли морщинки, зато сколько от нее исходит тепла, ясности и доброты! Она никому не отказывала в помощи, ни о ком не сказала дурного слова — не оттого ли в ней эта душевная щедрость, перешедшая от нее к детям и внукам? Без Васены Добромил и представить себе не мог свою жизнь. Васена была его надежным тылом в жизненной битве. А когда-то Бронислав приложил немало усилий, чтобы Васена досталась ему. Не досталась: и она его не пожелала, и он не позволил Брониславу увести ее. Бронислав не мог простить Добромила. Завидовал, неистовствовал, бросался из одной крайности в другую, пока не взял Вивею — не жену, а, скорее, союзницу в своей неприязни к счастливой чете Добромилов: люто ненавидела Темная Вивея Васену за то, что та привязала к себе Брониславово сердце — потому и была мегерой, жаждущей уничтожить счастливую соперницу. Какая уж тут любовь! Вот и подался Бронислав на чужбину, казавшуюся ему милее отчего дома, где властвовала Вивея и не было места ни ласке, ни любви. Наизлом пошла его жизнь — ни семья, ни родина не радовали, ожесточилась душа и кинулась в солдатские кутежи; нашествие готов стало для него очередной отдушиной, и когда он почувствовал, что конец ее близок, он ушел к Истру, где не прекращались схватки между варварами и легионами империи. Там и сложил буйную голову. Кончился род Брониславов, сраженный безрассудством и злом. Остались дочери Агны, но они едва ли унаследовали дух Брониславов: не лежала у них душа к Мрачной Вивее.
Думал об этом Добромил и смотрел на Васену. Она почувствовала его взгляд, подняла голову и, будто зная его мысли, а может быть, и в самом деле зная, ответила спокойным понимающим взглядом, в котором слились неизменная преданность ему, удовлетворение прожитой жизнью, легкая грусть о далекой молодости и радость за детей и внуков.
Добромил переводит взгляд на невесток. Они были поразительно непохожи, славянка и эллинка, и в то же время похожи: их роднило душевное удовлетворение, радость и счастье материнства. Правда, в больших темных глазах Асты, на самом дне, оставалась печаль: ее радость была неполной. Аста дождалась мужа, но из дальнего похода не вернулся ее брат Фалей: погиб в жестокой битве с таврами, прикрывая Ивона. Его душа вместе с душами павших росских воинов отлетела в солнечный ирий. Долго горевала Аста, потеряв последнего родного человека, и в глазах у нее ожила исчезнувшая было печаль. Но Ивон вернулся благодаря Фалею, дети росли здоровыми и жизнерадостными, семья Добромила стала ее семьей. Свекор и свекровь заменили ей отца и мать, а Евстафий был для нее вместо брата. Живые — живут, и Аста понемногу пересилила беду и опять ощутила радость жизни.
Ну а счастье Дарины ничто не омрачало. Она была уже матерью трех сыновей и двух дочерей, и для всех у нее находились ласковые слова. В часы досуга она нередко рассказывала детям о том, как их отец сражался с сарматами и как он в единоборстве победил знаменитого готского воина Зигурда, освободив из плена множество россов…