— Прошу вас, располагайтесь с наружной стороны, — послышался голос Ольги Лихоборовой.
Семья Заболоцких расположилась ближе к краю, чтобы как можно быстрее и незаметнее покинуть бал, и только сейчас Лиза заметила, что пир не кончился, и всю скатерть полностью закрыли собой блюда с разнообразными десертами и сладостями. Совсем рядом, рукой подать, нашёлся графин с какой-то подозрительно весело пахнущей жидкостью, но отец в один миг отодвинул напиток на другой край стола. Пожалуйста, не больно-то и хотелось!
— Лучше ещё поешь, — шёпотом посоветовала мама, и Елизавета, на удивление, решила беспрекословно её послушаться. Все гости окончательно раскрепостились, расслабленные чудесной настойкой, едой и уютом, а девочка, уже немного пришедшая в себя (какая же необычная штука!), задумчиво отрезала ребром вилки ещё кусок шоколадного пирога с клюквой и насадила его на зубцы, подняла столовой прибор и стала медленно его покручивать. Есть или не есть… Об этом вопроса и не стоит, блондинка лишь сомневалась, хочет ли съесть его сейчас. Она положила вилку обратно на тарелку. Позже. Вдруг девушка почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Осмотрелась. Илья Лихоборов. Парень, ничуть не смутившись, продолжал рассматривать среднюю Заболоцкую с несвойственной ему беззлобностью, любопытством, возможно, чем-то похожим на дружелюбие. Надо же… В данном случае любая бы застеснялась, и Лиза замерла на секунду, но потом весело показала юноше язык и очень скоро забыла о нём и принялась за пирог. Нужно отметить, что мальчишка был весьма симпатичным и знал это: есть в нём что-то такое-этакое, может, извечная печаль и тайна в тёмных глазах, может, отстранённое самостоятельное поведение, может, намеренно пониженный голос, но благодаря некоторым своим качествам Илья пользовался популярностью, и поэтому почти все его знакомые сверстницы считали себя обязанными публично вздыхать по нему. Но не Елизавета. Потому что водиться с бывшим — себя не уважать. Схема «Останемся друзьями» изначально обречена на провал, ибо дружбы между девушкой и парнем, причем, если оба привлекательны, быть не может; и ребята только недавно заключили холодное перемирие, включающее в себя хмурые переглядывания и попытки встречаться лишь изредка. Неожиданно что-то в восприятии мира Лизой изменилось; она с ужасом поняла, что перестала видеть собственную еду. «Неужели всё настолько плохо? Я так захмелела, что у меня темнеет в глазах, и я вот-вот с громким храпом упаду за стол?» но дело оказалось отнюдь не в девочке — это слуги незаметно прокрались за спинами приглашённых и потушили оставшиеся свечи, почти все. С разных сторон послышались не на шутку перепуганные ахи и охи, даже словно бы болезненные стоны, и средняя Заболоцкая уже готова была поддаться общей панике, но сильно вздрогнула от внезапного тёплого прикосновения к своей руке чужих пальцев сзади.
— Не бойся, — очень тихо прошептал знакомый голос, и Елизавета, без труда узнав его, успокоилась, — это только часть представления.
— Хозяин у тебя, конечно, юморист, — неодобрительно прошипела девушка, но ей уже никто не ответил.
— А? Что? — боязливо зашевелился едва различимый силуэт матери. — С тобой всё хорошо? Ты с кем-то говорила?
— Нет… — Лизавета увлеклась тщетным разглядыванием высоких гибких тонких теней, что абсолютно незамеченными недавно прошли мимо девочки и бесшумно крались вдоль параллельно стоявших столов, скоро остановившись.
— Папа, — блондинка дёрнула за рукав отца, также пребывающего в крайнем замешательстве. При этом почти никто из гостей не решился встать из-за своего места, что очень нелогично, существуй реальная опасность, — папа, кто это? — и она указала пальцем в сторону застывших, словно изваяния, фигур.
— Где? — Николай начал выискивать их глазами.
Пых! И снова несколько огней озарили помещение. Приглашённые защурились, привыкая к слабому свету. Четверо длинных подтянутых людей в рыжих с ромбиками трико и с разрисованными лицами стояли посередине пустого пространства между столешницами, собравшись в круг и спрятав руки за спину. «Артисты», — как будто послышался Елизавете Санькин голос. В следующий момент один ряженый шагнул вперёд, жестом фокусника извлек скрипку и смычок, положил инструмент себе на плечо и, прижав для надёжности подбородком, заиграл. Полилась тягучая ленивая музыка, ассоциирующаяся с заклинателями змей и востоком. Следующий человек, вышедший из круга, достал железный обруч и начал подтанцовывать — гимнаст. Третий, обходя товарищей по кругу, стал аккомпанировать первому, легонько постукивая по небольшому барабану, подвешенному на уровне живота. Всё это убаюкивало, успокаивало так стремительно, что гости, минуту назад в высшей степени напряжённые, затихли, откинулись на жёсткие спинки, что оказалось их большой ошибкой. Последний выступающий, о котором все позабыли, подпрыгнул на полтора метра вверх, одной рукой схватил гигантский факел, другой плеснул что-то на самый его просмоленный верх, дунул со всей мочи…
— АХ!!!!!! — пронеслось по всему залу вместе с гигантским перекатывающимся огненным шаром, словно привязанным тонкой ниточкой к свече в руках артиста. Когда пламя беснующимся на цепи зверем наскакивало на кого-то из гостей, лишь обдавая его жаром, этот дворянин с широко распахнутыми завороженными глазами вскрикивал, откидывался назад, падал со стула, под общее одобрение поднимался и долго оставался под впечатлением. У Елизаветы, одной из первых испытавших такое, всё действие алкоголя мгновенно сошло на нет. Она пару раз моргнула и громко захлопала в ладоши. А спустя несколько минут, только бедные гости начали немного привыкать к представлению, как Олежик решил окончательно доконать их. Он с возмущённым видом вышел на импровизированную арену и стал отчитывать актёров и акробатов за то, что те работают совершенно непрофессионально и спустя рукава. Люди вокруг начали защищать выступающих, несправедливо оскорблённых.
— Старик, наверное, просто с настойкой переборщил, с кем не бывает, — услышала Лиза краем уха.
— И это называется повелитель огня! — продолжал дебоширить хозяин особняка. При этом ни жены его, ни сына, нигде поблизости видно не было. «Могли бы, между прочим, выйти, успокоить, отвести в спальню, неужели им тоже нравится смотреть, как он позорится?» — осуждающе нахмурилась девушка.
— Дай сюда эту штуку! Смотри, как надо! — не успел несчастный артист и дёрнуться, а Олег Ярославович уже выхватил у того погасший факел и какую-то жидкость.
— Что это у нас? — пробормотал мужчина, рассматривая горючее через стекло. — Явно ничего интересного! — он отбросил бутыль в сторону. — Дайте-ка мне… — Лихоборов старший пробежался взглядом по столу, быстро взял графин с настойкой и сделал большой глоток. Сразу после этого дунул на огромную свечу в своих руках — разумеется, ничего не произошло. Нет, произошло: Олежа выкатил глаза и захрипел, задыхаясь — наверное, подавился. Уже который раз за этот вечер все впали в лёгкую панику. Елизавета взволнованно приподнялась с альтруистичным намерением помочь человеку, но всё те же пальцы остановили её.
— Говорю же, не бойся, — насмешливо произнёс голос. — Это всё часть спектакля.
— Вот это твой хозяин юморист! — повторила девушка.
— Ты помнишь? Встретимся через десять минут…
Блондинка нетерпеливо кивнула и снова повернулась к представлению. Похоже, этот великий актёр так вжился в роль, умирая на сцене мнимой смертью, кашляя и синея, что чуть не довёл до настоящего инфаркта некоторых особо впечатлительных женщин. Наконец-то он решил окончить спектакль; выгнувшись назад, отбросил ненужный факел, и вдруг пламя изверглось из его открытого рта. На этот раз никаких фокусов, никаких иллюзий, никаких обманов. Огня было в несколько раз больше, чем обычный артист до этого смог произвести с помощью своей спички. Пфффф, действительно, теперь понятно, почему хозяин поместья начал возмущаться. Все замерли в благоговейном восхищении и страхе — вот она, Жизнь, точнее, всего лишь маленькая её часть, а сила… Даже в человеке этой силе мало места, она выплёскивается, требует выхода. Средняя Заболоцкая засмотрелась на раскалившиеся с красными венами щёки Олега, на его порыжевшие, словно залитые раскалённым золотом глаза. Тепло. Ему всегда тепло и никогда не холодно. Он всегда ощущает себя наполненным и никогда опустошённым. А Лизавета мёрзнет, даже сейчас. Неожиданно для себя в голове мелькнула мысль, что она до безумия желает получить хоть сотую долю этой горячей согревающей чудо-энергии. На секунду колдун прервался, запрокинул голову и выплюнул вверх сноп рыжих искр. Когда комната вновь погрузилась в сумрак, Лиза с максимальной бесшумностью, на которую сейчас была способна, встала из-за стола, но тот час же замерла, схваченная Николаем за запястье.