— Конечно, — закатил глаза Дима, а Люся не выдержала.
— Зачем же ты убегал, глупый? Ведь на уроках ССБ с самого начала учат, что при встрече с такими животными категорически нельзя делать резких движений, а только замереть и медленно, не глядя в глаза, опуститься на землю! Мы с тобой рядом в тот день сидели, как ты слушал?
— Да? — удивился парень, — запамятовал… — и вдруг покосился в сторону ПаПе. Оказалось, его вечно сонный друг на минуту ожил, активно помахал рукой Витьке, кажется, вслух поприветствовал и снова задремал. Виктор стремительно отвернулся, на лбу его было написано, что мальчишке стыдно за своего приятеля. — И как только бедный Павел Петрович Юрку терпит, — пробормотал он и неловко хихикнул, ища поддержки в глазах рядом стоящих товарищей. Некоторые ребята согласно кивнули, другие осуждающе покачали головой. Вокруг раздались аплодисменты, и под нестройный хор похвал Женя спустилась со сцены, окончив выступление. Сразу же её место занял куратор.
— Я хочу сказать всего пару слов, — он добродушно распахнул руки, словно желая всех обнять, — как давно мы уже знакомы? Относительно истории — совсем малость, но на самом деле время измеряется отнюдь не годами и месяцами, хотя глупцы, назвавшие себя первооткрывателями, упрямо пытаются так делать. Им постоянно не хватает этого самого времени, они стараются вычислить, куда же оно уходит, вписывают в свои уравнения всё новые факты и данные, но что-то у них не сходится. Конечно, ведь они забывают маленькую, но важнейшую деталь — результат потраченных часов и оставшиеся навсегда воспоминания. Всем же известно, что иногда минута может казаться бесконечной, и всё можно успеть лишь за один оборот стрелки, а иногда целый день пролетает за мгновение, если был прожит безо всякой пользы, бездарно, в бездельничестве. Чем больше в нашей памяти отложится мгновений, тем дольше мы жили, а нам, определённо, есть, что вспомнить, верно? — его поддержал гул голосов. — Вижу, вы согласны, что знаем мы друг друга уже невероятно долго. Многие из вас сдружились, сплотились, что похвально, некоторые предпочитают держаться обособившимися, что я не могу осуждать, а некоторые всеми силами стараются вам показать, как нуждаются в дружбе и общении, а вы бессердечно их игнорируете. Нехорошо, нехорошо, — на этих словах Дмитрий с Людмилой стыдливо вжали головы в плечи. — Однако вернёмся к времени: к счастью ли, к сожалению, в последние недели наступило затишье во всей стране, так что мы впервые смогли составить примерный план действий. Шестнадцатое марта — кому-то покажется, что ждать придётся нескончаемо долго, однако вынужден вас ошеломить: эти несколько месяцев пробегут абсолютно незаметно из-за отсутствия полезной деятельности, ведь очень многие покидают нас, — он грустно ссутулился, — ребята, милые, не первый раз вам это уже говорю, но мне будет не хватать вас! Мы научились очень хорошо понимать друг друга, привязались к новым друзьям, и последнее, что хочу сказать, помните: уже совсем скоро роковой момент, роковой для всех нас. Вы уже взрослые, сами сделали выбор, и знаете, что без жертв не возможна революция, однако даже те, кто… Возможно… Не доживёт до создания новых законов и принятия нового правительства, всё равно прожил гораздо дольше, чем старики, просидевшие всю жизнь у окон и готовые на любую подлость ради возможности не покидать любимое старое кресло! — мужчина закончил с дрожью в голосе и, смаргивая с ресниц подозрительную влагу, спустился к толпящимся, страстно желающим объятий или хотя бы прикосновений детям, что мгновенно обступили его, едва не плача от обожания и осознания священности происходящего. Жар человеческих тел, крики, толчея — всё это очень напоминало типичную встречу известного посредственного музыканта с многочисленными обезумевшими фанатами, стоявший в стороне Юрка даже удивился, отчего товарищи не разорвали ПаПе на сувениры. Однако мужчина ни капли не пользовался своим положениям и не преувеличивал своих чувств, едва сдерживая слёзы и протягивая руки всем подопечным.
— Не горюйте, слышите? Не смейте горевать. Ещё многое успеет измениться: чьи-то пути разойдутся навсегда, кто-то, ныне враждующие, станут лучшими друзьями. К нам могут примкнуть новые люди, понимающие плачевное положение нашей молодой и неопытной Родины, но и старые знакомцы способны навек поменять своё мировоззрение или струсить или попасть под влияние проправительственной пропаганды и покинуть нас… — многочисленные разочарованные восклицания и обещания вечной верности эхом отразились от стен, а один юноша, до того момента стоявший отдельно от товарищей с печальным и виноватым, но решительным видом, вдруг вспыхнул, его глаза загорелись зелёным пламенем; он по освободившейся дорожке, провожаемый взглядами сверстников, прошёл к куратору. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и парень резко обнял мужчину, крепко прижавшись к нему. Павел Петрович с грустью и любовью положил ладонь на затылок мальчишке. Зала погрузилась в полную тишину — ребята понимали, что происходит что-то очень важное, неизвестное им, и ждали объяснений. У каждого в груди сжалось сердце, готовясь к печальному известию и тоске, Юрий оттолкнулся от стены и встал рядом со всеми остальными, также внимательно наблюдая.
— Ты всё точно решил? — тихо спросил Павел Петрович. — Это совсем как расстриг из монахов — шанса вернуться не будет, — и шутливо поднял уголки губ. Юноша с твёрдостью посмотрел на куратора и прикрыл веки, показывая согласие. — В таком случае мы с тобой позже поговорим, после общего собрания, чтобы обсудить кое-что, — пообещал мужчина.
— Больше двух — говорят вслух! — обиженно топнул ногой какой-то маленький невежа — младший участник движения справедливости, за что сразу же был схвачен цепкими пальцами соседа за круглое ухо. Но эффект домино уже не остановить: ребята, начиная малышами и заканчивая старшими, начали роптать, мол, действительно, если произошло что-то важное, касающееся их клуба, то каждый имеет право знать. ПаПе поцокал языком и поднял обе руки: воцарилось молчание.
— Надеюсь, каждый из вас понимает, что существуют проблемы коллектива, и личные, так что вам вовсе необязательно знать обо всех семейных, например, распрях вашего товарища — он сам решит, хочет ли вам рассказывать.
Подростки утихли, но Питер, парень, так неожиданно заключивший в объятия своего куратора, поднял голову и напряжённо произнёс:
— Вы правы, — он на секунду повернулся к Павлу Петровичу и повторил, — они правы. Вы должны знать, что случилось, поэтому я прошу, — снова взгляд, брошенный на ПаПе, — чтобы Вы разрешили мне обсудить это «кое-что» с Вами прямо сейчас, при всех моих товарищах.
— Я, разумеется, не могу тебе запретить, — похоже, мужчина был поражён. — Но пойми, что в противном случае неловко и неудобно станет именно тебе.
— Я не собираюсь искать поддержки у друзей или обвинять в чём-либо Вас, Павел Петрович, — он упрямо выпрямился, — мне не нужна защита. Я принял решение, и должен сказать о нём всем, должен знать, что насчёт него подумают.
— Хорошо, — сдался куратор. Ребята стояли, как громом поражённые — им стало ясно, что одной плохой новостью собрание не ограничится. Мальчишка встал рядом со сценой, повернулся ко всем лицом, набрал побольше воздуха.
— Я собираюсь покинуть клуб, — коротко и сразу отрубил Питер Лутчанов. — Подождите, сначала дайте мне договорить, — остановил он нарастающий шум. — Многие из вас, особенно мои приятели, замечали, что в последнее время я перестал радоваться новым заданиям, реже посещал встречи, а если и не замечали, то я вас уже… оповестил. Я не люблю долгие предисловия, — он оглядел собравшихся ястребиным взглядом, — я просто больше не разделяю ваши идеи и интересы. Хотя нет, убеждения у меня прежние, но способы их осуществления я считаю крайне неправильными и безнравственными, поэтому отказываюсь участвовать в терроре. У меня всё, — он отошёл в тень.
— Петька, что с тобой произошло? — раздался чей-то растерянный голос. — Неужели ты не шутишь?
— Клоун из здесь присутствующих только один, и он рядом со мной, — хмуро сказала Женька, показывая на Митю, — а Питер говорит абсолютно серьёзно. Только его это нисколько не оправдывает.
— Как же так, друзья? Мы ведь такими сплочёнными были, а только на пути первое препятствие хилое показалось, и наш коллектив уже рассыпается. Что же дальше будет?