Выбрать главу

— Как её зовут? — спросил отец.

— Аделаида Петровна, — без запинки выпалила девочка.

— Она всегда так себя ведёт? Ей, конечно, простительно, в её возрасте, но…

— Понятия не имею, её привезли в мою палату только сегодня, — пожала плечами она.

— Зуб даю, она любительница потрепать языком, — ткнула пальцем в небо мать и попала.

— Да, как гласит пословица, об интроверте что-то может сказать его пристрастия к разным жанрам музыки, литературе, желание побыть одному в ночном сумраке… а об экстраверте всё говорит его никогда не закрывающийся рот!

— Папа, — засмеялась Марго, — что же вы ругаете бедную женщину на чём свет стоит! Вам жалко один кусочек торта?

— Кусочек — нет, — усердно спрятала улыбку Света. — А та-а-акой кусок! — и она развела руки, показывая исполинский размер. Все Волковы захихикали. К счастью, Аду, расправлявшуюся с яблочной выпечкой, внезапное веселье не смущало. Марго последовала её примеру и осторожно откусила от своей половины. И сразу же зажмурилась от удовольствия: тесто мягкое, пышное, горячее, с хрустящей корочкой, наверное, дрожжевое, потому что песочное девушка терпеть не могла — слишком сильно крошится — начинка из сладких сочных яблок обильная, с ароматом корицы, ванили и мускатного ореха. Невероятно вкусно!

— Понравилось? — не удержалась мама.

— Конечно! — воскликнула та. — Научите меня?

— Если поскорее выздоровеешь, — пообещал отец, прищурился и усмехнулся. — А твой чудесный молодой человек не приходил?

— Нет, сегодня у него важная контрольная работа по обществознанию, и он не смог отпроситься, — с набитым ртом прошамкала девочка.

— Да, он же такой ответственный, — подтвердила мама. — Хотя ты другого бы и не выбрала, я же тебя знаю… Очень хороший мальчишечка! — вдруг похвалила Масленцова мать.

— Конечно, потому что, как я и говорил, спутника по жизни нужно искать в институте, — с таким же одобрением сказал отец. Дочка же переводила недоумённый взгляд с одного родителя на другого. Разве они не должны быть злыми следователями? Знакомство явно пошло не по плану.

— Мы уже волноваться начали, думали, почему ты нам Андрея не показываешь? А тебе же всегда нужно время. К счастью, нам, старикам, — Светлана убедительно закряхтела, — бояться нечего! В надёжные руки тебя отдаём.

— Мама, папа, вы опять дразните меня! — прервала спектакль Рита.

— Всего лишь по-доброму шутим, и имеем на это полное право, — одновременно прыснули сговорившиеся родители.

— Давайте отложим неловкие разговоры хотя бы до моего выздоровления. Я ведь не собираюсь выходить за него замуж!

— Почему бы и нет? Он заботливый, — почти серьёзно заметил Максим, после чего крепко прижал скуксившуюся дочь к себе. — Не обижайся, солнышко, но, боюсь, здесь у тебя пропадает чудесное чувство самоиронии!

— Я уже успела испугаться, что вы так намекаете мне, мол, пора тебе уже расправить крылья и перепорхнуть в чужой дом — слезть с родительской шейки, — кисло буркнула та. Она была в замешательстве: материнский и отцовский восторг по поводу Андрея окончательно выбил девочку из колеи. Хотя парень действительно поступил очень достойно: едва узнав о Риткиной травме, сразу приехал в больницу лишь немного позднее Максима и Светы, и навещал Марго, конечно, не каждый день, но часто. Его поведение немного смущало студентку, так как такое внимание её персоне было ново, и она перешла на другую тему разговора. К сожалению, время посещения скоро закончилось, Рита печально попрощалась с родителями, и только сейчас заметила толстую книгу с рельефной красивой обложкой, которую Света с Максимом незаметно положили в шкафчик дочери. Ведь именно её долго рассматривала студентка в магазине, но так и не решилась купить! Невероятно, как они всё подмечают? Ноющее чувство внутри мгновенно заменилось теплом и горячей благодарностью. Новая сказочная история её любимого автора. «Я совсем не повзрослела за последние пять лет», — улыбнулась девочка и открыла форзац, внимательно изучая аннотацию. Но погрузиться в магический мир Александра Колькина ей было не суждено: дама, бодренько одолев свою порцию, захотела общения.

— Это твои родители? — она кивнула в сторону двери.

— Да, — не стала спорить девушка.

— Какие забавные, — умилилась Аделаида Петровна. — Лопотали что-то непонятное. И смешливые. А ты так на них не похожа, даже странно!

Маргарита бы не согласилась со старухой — все её знакомые, наоборот, утверждали, что девочка со Светой и Максимом — одно лицо; мама и папа тоже стройные, высокие, чернобровые, а ещё очень красивые и моложавые. Наверное, соседка по палате плохо видит. Тем временем бабушка рассказывала о язве желудка, обнаруженной у неё в 1956 году, и Марго уже подумывала о том, не отдать ли ей остатки родительского кулинарного шедевра, чтобы хоть ненадолго занять той рот, но неожиданно юный мозг выхватил из длинного монолога дату. Девочке стало невероятно интересно, сколько же на самом деле даме лет. Спрашивать возраст у женщины нехорошо, но студентка довольно быстро решила эту проблему.

— Простите, а в каком году вы родились? — прервала поток нескончаемых предложений она.

— Я? — Аделаида словно удивилась, что кто-то посмел перебить её. — В тридцатых годах прошлого века, кажется… Точнее не помню, — призналась та. «Надо же, не помнить дату собственного появления на свет! Впрочем, в такие лета такая информация и не понадобится». — Конечно! Мне ровно четыре годика исполнилось, когда началась Великая Отечественная Война…

Надо сказать, со стороны Марго это был очень умный ход: заставить Аду повествовать о чём-то, где не требуется периодической реакции собеседника вроде «Ах!» или «Бедняжка!», а хуже всего «Как же вы измучались!». Нет, женщина на протяжении нескольких часов медленно с выражением, погрузившись в воспоминания раннего детства, описывала свою жизнь в те страшные времена, потом трудности восстановления, как государства, так и каждой семьи, а Рита молча слушала, и на удивление, её это ни капли не раздражало, однажды она и вовсе поймала себя на том, что ей не терпится узнать продолжение. Конечно, ведь своих бабушек она не хотела мучить расспросами о страданиях, пусть и послевоенных, к тому же не успела. Поздним вечером, когда история старушки превратилась в тихое невнятное бормотание, Маргарита испытала странное чувство: не опустошённость, как это обычно происходит после долгого эмоционально тяжёлого и грустного рассказа, не сочувствие по отношению к даме, а насыщение. Она словно стала губкой, которая иссушила ведро воды, обернулась комаром, готовым лопнуть от тяжести в налившемся алом брюшке. Всю усталость и раздражение как рукой сняло, ей больше не хотелось спать. «Обязательно упомяну подробности жизни Ады в произведении», — загорелась творческим порывом девочка. А женщине, напротив, нельзя позавидовать: сказывался возраст, и из-за столь длительной истории и вновь перенесённых старых переживаний она не на шутку притомилась.

— Вредно мне так поздно ложиться, — пробормотала она, остановившись на середине рассказа. — Закончим завтра, внученька. Устала я… — и рухнула на постель, умиротворяюще засопев.

С тех пор, начиная с раннего утра и заканчивая тёмным вечером, Рита брала у женщины «интервью», сначала робея, но с каждым разом всё смелее и увереннее, едва соглашаясь оставлять старушке перерывы на завтрак, обед, ужин и прочие необходимые дела. Всю неделю, до мозолей на языке, Аделаида Петровна рассказывала о приключениях, историях, анекдотических ситуациях, коих в её долгой жизни оказалось немерено. Регулярно наполняемый и осушаемый стакан воды навечно поселился на тумбочке почтенной дамы, а ручка и тетрадь стали продолжением рук девушки — она не могла допустить ни малейшей утечки драгоценной информации — в Ритиной голове уже сложилось, кому из героев её книги она припишет эти слова и связь их со всей сказкой. Одним словом, надоедливая бабушка была неоценённым сокровищем и мечтой любого писателя; конечно, такой материал. Когда женщину уводили на процедуры и проверки, Волкова до боли в пальцах редактировала и исправляла текст, а после возвращения соседки вновь примеряла на себя профессию репортёра, изнуряя бедную Аду до беспамятства. При этом, как ни странно, творчество шло девочке на пользу, уже которые сутки она чувствовала неожиданный прилив сил и выздоравливала семимильными шагами, так что даже рассчитывала на досрочную выписку. Так и случилось; спустя шесть дней родители приехали в лечебницу с небольшим пластиковым чемоданчиком, дабы сложить в него немногочисленные вещи дочери. Когда пухлая часовая стрелка остановилась на не менее плотной двойке и за окном лениво светило солнце, даже не стараясь пробиться сквозь толщу облаков, Маргарита, полностью одетая, занималась тем, что упаковывала одни сумки в другие ввиду их ненадобности — родители явно переоценили срок заключения Риты в больнице. Девушка была в приподнятом настроении: наконец-то, милый дом! От радости она даже захотела первая начать общение с Аделаидой Петровной, чего раньше никогда бы не сделала, помимо тех расспросов о её увлекательной жизни, конечно же. Студентка подошла к даме и недоверчиво хмыкнула: минуту назад убеждающая в чём-то врача, она так и заснула, сидя. «Не молодеем», — ощутила неприятный холодок во всём теле девочка и осторожно окликнула подругу по несчастью.