— Что?
— Ты тоже взаперти? — чтобы различать более двух слогов, приходилось прижиматься ухом к дереву.
— Какая сообразительная. Дабы предотвратить твоё возмущение, я не иронизирую, потому что сама с трудом додумалась. До подобного бреда.
— Я подозревала, что этим закончится твоё признание ещё вчера, — призналась Александра.
— Почему же тогда не остановила меня? Пропала куда-то.
— Я целый вечер была рядом.
— Правда? А я не заметила…
— Вы прекратите кричать на всю окрестность? — присоединился кто-то, явно знающий о двух заключённых и поощряющий такие методы воспитания. Девочки хором посоветовали грубияну не вмешиваться в чужие дела, не в самых вежливых выражениях.
— А где родители? — спросила Санька, убедившись, что нахал замолчал.
— Побежали докладывать правителю о готовящемся бунте.
— Но ведь они делают это не только из-за нас? Они, наверное, тоже что-то знали? — молчание. — Ах, Лиза, это просто ужасно! Если ребята действительно готовят восстание, то они…
— Сказочные глупцы, — закончила та.
— Нет же, они в опасности — им грозит наказание похлеще выговора.
— Они сами виноваты. К тому же, мы не можем быть уверены в наших выводах. Однако ты права, сидеть сложа руки крестом на груди я не собираюсь.
Сёстры замолчали и прислушались — не стОит продолжать беседу в том же духе, они же в гостинице не одни.
— Надеюсь на тебя, — позволила себе напоследок Саня.
***
Чета Заболоцких возвращалась на ранее так горячо любимый постоялый двор, едва переступая ногами, нехотя и в скверном расположении духа: во-первых, потому что там их ждали узницы, очевидно чувствующие себя преданными, непонятыми и злее ростерийской зимы; во-вторых, новости были отнюдь неутешительные. Супруги давно ощущали гнетущую атмосферу нарастающего недовольства, причём имеющую очень странную структуру — как будто аллергия, выступающая на холёном лице ростерийского общества красными очажками заразы. Если размыть взгляд и смотреть издалека, то кажется, словно болезни и не существует, но если подойти ближе… Разумеется, супруги приняли тяжёлое решение изолировать девочек на некоторое время от внешнего мира не без оснований, особенно Лизу — она такая впечатлительная. А император… Заболоцкие не озвучивали думы вслух, но внутри у обоих, словно расплавленное масло на сковороде, бурлило и выплёскивалось негодование. Интересно, правитель действительно не замечал очевидного, следовательно, нельзя и надеяться на мирное разрешение конфликта, или с завидным мастерством притворялся, дабы не вносить лишнюю смуту, а сам расправлялся с последними ополченцами? Одним словом, дворяне не знали, что и думать, и это было самым страшным: они понятия не имели, что предпринять. Если опасность миновала, то стеснение свободы дочерей и затворнический образ жизни в ближайшее время вызвет множество вопросов у общественности, если же властитель правда несколько недальновиден, то сейчас вместо сожалений и душевных терзаний следовало уезжать из столицы, куда-нибудь подальше, на Майские ущелья, укрепиться там с прислугой. Но не надо сейчас строить слишком далекоидущие планы, мало ли, Елизавета частенько в запале ссоры попрекала родителей тем, что они чересчур драматизируют. Конечно, и те в долгу не оставались, в пику называя дочь очень ветреной особой, но всё же частенько задумывались — а не слишком ли они осторожничают? Даже Император к их приезду отнёсся довольно холодно: сам на аудиенцию не явился, заставил Заболоцких битый час, терпеливо сложив ладони на коленях, просидеть в одиночестве на жёстких стульях с высокой спинкой в зале ожидания. Супруги успели до рези в глазах и дыр на обоях рассмотреть каждую деталь в помещении, хотя рассматривать было, в общем, нечего. Поражающий воображение высочайший потолок, испещрённый потрескавшимися древними фресками, изображающими сказочные сюжеты зауральских мифов, невероятный размах — таких широких комнат Заболоцким видеть не приходилось; толстые, как будто слоновьи ноги, колонны, покрытые целлюлитом лепнины. Пусто. И эту пустоту не смог заполнить даже нерасторопный суетящийся советник Императора, всячески пытавшийся доказать собственную значимость, вследствие чего, видимо, не обращавший внимания на все приводимые дворянами аргументы.
— Как думаешь, Николенька, — обратилась к мужу Олеся, чтобы немного отвлечься, — можно показать девочкам сегодняшний выпуск газеты? В нём описываются только последние события из сферы образования, нет никаких провокационных статей.
— Они само отсутствие скандальных ситуаций воспримут за провокацию, — отрезал мужчина, — потому что очень обижены. И просить прощения у них до поры до времени не нужно — посчитают, что мы раскаиваемся, значит, признаём, что поступили неверно.
— Как всё сложно, — пробормотала она. — И почему бунтовщики выступили именно здесь? — в сердцах воскликнула женщина. — Как будто других стран мало.
Пара подошла к заветному порогу. Николай распахнул ворота, пропуская вперёд жену, та поколебалась, но ступила вперёд.
Сначала родители захотели навестить младшую дочь, которую утром перед своим уходом не осмелились будить и разъяснить ново установленный режим тотального контроля — пожалели. Но чем больше они откладывали разговор, тем неприятнее он становился, так что мама приблизилась к проёму, как будто взиравшему на гостей с заведомой укоризной, и робко постучала.
— Ждёшь, пока откроет? — съязвил отец, но сразу исправился. — Извини.
Олеся раздражённо откинула локон со лба и негромко позвала.
— Саша? Золотце? Ты внутри?
— Один из самых риторических вопросов в моей жизни, — нервно прокомментировал папа.
— Не ёрничай, — шикнула женщина. — Санечка, мы хотим поговорить. Не молчи, пожалуйста.
— Александра! — не выдержал Николай, но результата тоже не добился.
— Доченька, мы войдём, ты не против? — Олеся уже судорожно снимала засов. Крепкая доска с грохотом упала на пол, супруги нетерпеливо толкнули створку. А та даже не шелохнулась — по-прежнему твёрдо упиралась в косяк, смотря с долей ехидства на незваных посетителей. Родители несколько раз повторили попытку, но упрямое дерево не сдвигалось ни на миллиметр.
— Что за фокусы? — вытерла пот над верхней губой мать.
— Она заперлась изнутри! — поразила страшная мысль отца. — Отворяй, негодная девчонка!
— Какие вы слова знаете нехорошие, — раздалось певучее сопрано за соседней дверью. — Саша придвинула комод со своей стороны, так что теперь возникает вопрос: кто из вас закрыт?
Заболоцкие старшие метнулись вправо, вдвоём сдвинули массивную щеколду и ворвались в комнату старшей дочери, к счастью, не догадавшейся так же выстроить изнутри баррикады. Лизавета лежала поверх одеяла, неестественно выпрямившись, закинув босые ступни на спинку кровати и даже не повернув головы в сторону визитёров. Нетронутый ужин (на самом деле пару минут назад принесённый))) стыл на тумбе. Мама жалостливо опустилась на постель.
— Мы тебе газету принесли, — хрустящая бумага приземлилась рядом с едой.
Лизавета вздохнула тяжело и повернулась к женщине спиной. Лопатки и позвонки горбинками с упрёком выпирали через тонкую ткань платья.
— Мы, пожалуй, завтра утром зайдём, — произнёс Николай, взял жену за плечо и вывел из спальни. Какой смысл в односторонней беседе?
Первое марта. Худший день в году. Именно так подписала в календаре кривым почерком женщина, еле державшаяся на ногах после бессонной ночи. Её муж тоже выглядел не лучшим образом — одетый в серый официальный костюм, с измятым галстуком и тёмным пятнышком на туфлях, он пил вторую порцию кофе. Сегодня Заболоцкие собирались нагрянуть в гости ко всем знакомым Осведомителям, следователям и градоправителям, чтобы заручиться их поддержкой и снова нанести визит Королевскому Двору.
— Если бы император услышал нас и пообещал бы, что погасит пыл неразумных детей, то мы бы в тот же миг отпустили бы девочек, — возмущалась Олеся. — Верно же?
— Узнать бы, кто курирует нашу несовершеннолетнюю банду, — туманно отозвался мужчина.
— Ты меня не слушаешь? — нахмурилась она.
— Я предлагаю навестить девочек прямо сейчас, — подтвердил догадку жены Николай, поставил опустошённую чашку на стол и широко зашагал к лестнице. Супруга едва ли поспевала за ним. Поднявшись на второй этаж, они без особой надежды встали у ближайшего проёма, сняли задвижку и налегли на дверь.
— Как же она похожа на Лизу. Такая же упрямая! — выпустила пар женщина. — Я никогда не думала, что это будет меня так раздражать.