— Так они должны думать. Будь осторожна, за информаторами могут следить. Поэтому если тебе покажется, хотя бы тень подозрения мелькнет, что рядом засада, немедленно беги. Ну, а на мне Факасий.
— Может, обойдется?
— Нихрена не обойдется — резко оборвала подругу Селеста. — Пауки город сверху до низу перетряхнут, если не затаимся, нам конец. Придется какое-то время охотиться на матросню в трущобах, пока облавы не пройдут. Все, встречаемся под третьим причалом.
Как ни странно, они успели. Селесте даже хватило времени вернуться домой, тщательно запереть двери и прихватить две бутылки с концентратом наркотика для Факасия. Потеющий авторитет во второй раз имел счастье проснуться в обществе упырицы, причем на сей раз решетка в его комнате оказалась цела, девушка проникла в дом через чердачное окно. К Святейшему уже приходили с вопросами насчет Осилти, но он клялся и божился прознатчикам, что ничего не знает. Про упырей тоже расспрашивали и получили тот же ответ. Селесту позиция делового партнера полностью устраивала. Она не сомневалась — Факасий будет молчать до тех пор, пока страх перед властями не перебьет страх перед восставшей.
Медея, конечно же, не смогла обойти всех, зато оставила записки в условленных тайниках. Пытаясь пообщаться с восьмым по счету агентом, она заметила каких-то незнакомых мужчин, подозрительно удобно расположившихся вокруг места встречи, и немедленно спряталась в тенях. Ночное зрение в очередной раз сослужило ей добрую службу, женщину не обнаружили. Стражники при всем желании не сумеют вычислить всех, а проводить тотальные допросы им никто не позволит. Пострадают самые болтливые, наподобие того же Ласкаша, опытные и умные уцелеют и останутся на свободе. Одним словом, упырицы считали сеть осведомителей порванной, но не уничтоженной, и надеялись со временем создать на ее основе новую.
Первым с делами управился Хастин, взявший на себя почетную миссию приведения укрытия в порядок. Сколько времени им предстоит здесь провести, ведают только боги, значит, надо хотя бы пыль вытереть, лежбища устроить. Следующей ночью к нему присоединилась Медея, притащившая с собой пару одеял (она дневала в соседнем схроне, дневной сон свалил ее на половине пути), позднее пришла на диво энергичная Селеста. Вчера она, переговорив с Факасием, тоже пробежалась по району бедноты и заглянула к нескольким людям, оказывавшим девушкам кое-какие услуги. Посоветовала внимательнее следить за появившимися в квартале незнакомцами, заодно предупредила о возможной облаве. Стоило ей увидеть Хастина, как в голове наконец-то оформилась зудевшая с недавних пор мысль:
— По твоим знакам можно опознать школу?
— Что? — не понял вопроса парень.
— Ты сказал, что рисунки на алтаре и теле жертвы скопировал с тех, которые подглядел у бабки — терпеливо пояснила Селеста. — Специалист может определить по характеру рун, к какой системе относится заклинатель?
— Вообще, может — медленно кивнул Хастин. Вопрос упырицы его встревожил, но затем, что-то припомнив, он слегка расслабился. — Только там все так кровью залито было, что вряд ли дворцовые маги разберутся. Разбойник, почитай, полностью кожи лишился, на полу тоже лужа. Да и, — тут парень слегка смутился — перетрухнул я немного. Как только очнулся, круг стер, целых знаков не осталось.
— Правильно сделал. Но на всякий случай предупреди отца, вдруг о тебе будут спрашивать.
— Как спрашивать? Откуда?
— Руны — северные, северян в городе всего один клан. Как думаешь, к кому придут?
Хастин торопливо засобирался, Селеста его остановила:
— Успокойся, все не так плохо. Он ведь две недели назад сообщил о твоем исчезновении? Значит, вопросов к твоей родне быть не должно. К тому же, Тарраш ценный специалист, глава целого цеха, на основании шатких подозрений допрашивать его не станут. Но если все-таки придут… Пусть обмолвится, что ты очень тосковал по магии, только скрывал. Понял?
— Угу. Только зачем?
— Тогда следователи станут считать, что тебя завлекли в какую-то секту, а семья ни при чем.
После ухода Хастина Селеста присела рядом с развалившейся на одеялах Медеей. Красавица возлежала на полу, перебирая содержимое небольшой торбочки, с которой в последнее время не расставалась. Там у нее хранилась попавшая неведомыми путями косметика и всякие полезные мелочи. Женщина с поразительным спокойствием восприняла очередной удар судьбы и, после короткой легкой истерики, активно принялась заново обустраивать гнездышко.
— Ты как будто не сильно расстроена.
— Да я вообще удивляюсь, как долго нас не замечали — откликнулась Медея. — Все-таки мы со многими людьми общаемся. В каком-то смысле столь эффектное заявление о себе даже можно посчитать удачным.
— Почему это? — удивилась Селеста.
— Мне кажется, сейчас, перед весенним наступлением, «пауки» заняты. В армию вступило много новых людей, их надо проверить, оценить, заодно продолжать следить за интригами приближенных герцога. Им не до проверки ходящих среди бедноты баек. Но рано или поздно безопасники разгребут срочные дела, или просто заинтересуются слишком упорными слухами. Кто знает, не пришлось бы нам одним тоскливым утром проснуться в камерах и узнать, что за нами наблюдают уже не первые сутки?
Маленькая упырица покачала головой. С такой точки зрения она ситуацию не рассматривала. Впрочем, хотя оптимизм подруги и показался ей надуманным, портить спором настроение она не стала. Хочет видеть в происшедшем хорошие стороны — прекрасно. Заговорила она о другом:
— Меня беспокоит странный прилив сил после жертвоприношения.
— С какой стати? Наоборот, радоваться надо.
— Я не понимаю его природы и, значит, не могу предсказать последствия.
— Не вижу в этой ситуации ничего необычного — улыбнулась Медея. — Все восставшие существуют именно так. Мы мертвы, но продолжаем жить, не странно ли? Радуйся, что Тьма предоставила нам отсрочку и не требует новых жертв. Ты ведь тоже не чувствуешь голода, правда?
— Он очень слабый.
— Вот именно. У нас есть время устроиться, переждать приступ внимания «пауков», приглядеть за Вареком. В самом деле, почему бы не навестить Гнойник? — Медея замялась, но продолжила. — Ты знаешь, я…. до сих пор боюсь жреца. Мне хотелось бы точно знать, что он мертв.
Жрецом девушки между собой называли Карлона. Старшая из какого-то детского суеверия избегала поминать его по имени, словно опасаясь быть услышанной, Селеста старалась лишний раз не пугать подругу. Услышав предложение, маленькая восставшая откровенно удивилась:
— Ты предлагаешь вернуться в монастырь и убить там всех?
— Нет, что ты! Просто один из родственников Хастина служит в страже. Что, если рассказать ему о монастыре? Он мог бы взять солдат, прийти туда днем и перебить всех упырей, пока они беспробудно спят.
— Даже Артака?
Медея вздохнула, неохотно пожала плечами:
— Если он меня встретит, то убьет. В его глазах я предательница и еретичка.
Воцарилось молчание, которое прервала Селеста:
— Десятник — слишком мелкая должность, он ничего не решает. Я намеревалась поговорить с Рихардом по этому поводу, у него больше свободы маневра. Связываться с Таррашем сейчас опасно, а жаль, идея перетащить с его помощью спрятанные в Гнойнике книги кажется с каждым днем все более привлекательной.
— Ты действительно считаешь, родню Хастина начнут подозревать?
— Я не исключаю такого варианта. Мы совершенно ничего не знаем о магии и живущих во дворце магах, их знаниях и возможностях.
— Знала бы я раньше, какую судьбу мне боги уготовили, училась бы лучше — грустно улыбнулась бывшая певица. — Но я всегда мечтала петь, а не чаровать. Выступать перед королями, участвовать в храмовых мистериях, получать приглашения в известнейшие салоны…
Селеста уже усвоила, что искусство в этом мире жестко регламентировалось на две неравноценные категории. Первая, общедоступная, относилась к сфере увеселения, своеобразный аналог поп-музыки. Музыканты собирали гигантские стадионы поклонников, получали огромные гонорары, о них писали в газетах и показывали по иллюзовидению. При этом влиянием они не пользовались и в «лучшие дома» не допускались, разве что в виде исключения. Их пение считалось развлечением для толпы, для низших слоев общества.