— Ну вот и настал конец праздной жизни. — Бигун вылил остатки шампанского в фужер Захребетенко-Мацошинского. — Пей, Глыба, на посошок и беги ловить такси.
Ромашко собрал со стола посуду, отнес на мойку. Максим протер влажной тряпкой стол, крикнул Фариде:
— После нас все в ажуре, доця! Спасибо за гостеприимство! До будущих встреч!
Вышли на улицу.
Широкие окна домов выплескивали на снег мерцающие полотнища света. Из-за угла вынырнуло такси. Осветило фарами продрогшую на стене Арсенала березку. Остановилось. Рядом с шофером сидел Геник.
Бигун распахнул заднюю дверцу:
— Прошу, доця.
— Спасибо, — кивнула Майя. — Я хочу прогуляться. Да и не поместимся мы все в одну машину.
Григорий взял ее за локоть:
— Охотно уступлю вам свое место.
— Какая галантность! — повернулась к нему Майя. — А я думала, вы тоже хотите прогуляться.
— С вами? С удовольствием!
— Смотри, Майя, не заблудитесь! — усаживаясь в такси, крикнул Ромашко. — А то будешь меня потом проклинать. Скажешь: вот это мужчина. Привел даму и бросил...
— Не заблудимся, — тряхнула головой Майя. — А заблудимся... Ну что ж... Это уже наше дело.
Такси рвануло с места, скрылось за углом. Майя глубоко вдохнула холодный воздух, запрокинула голову, задумчиво произнесла:
— Снег уже не идет. Кое-где видны даже звезды. Люблю прогуляться ночью после метели.
Ее вроде бы нейтральные слова все же имели какую-то цель. Григорий это почувствовал. Какую? Что же дальше? Сейчас он проводит ее до остановки трамвая или троллейбуса, поблагодарит за то, что она, привлекательная женщина, украсила их компанию. А что потом?
Майя будто подслушала его мысли:
— Вы опять что-то анализируете, на что-то ищете ответ? Жена от вас не дала деру?
— Пока что нет, — смутился Григорий. — Как дальше будет, не знаю.
— Вы всегда копаетесь в себе? Не надоело?
— Мне за это зарплату выдают, — отшутился Григорий.
— Позвольте поинтересоваться: скоро ли вам пьедестал соорудят?
— Есть в кринке молоко, да голова не лезет.
— Оставим голову в покое. А кринку наклоним.
— Это интересно...
Майя сняла замшевые перчатки, взяла Григория за руку:
— У вас нет перчаток?
— Лежат в кармане. Никогда не ношу. Знаете, я иногда люблю посидеть возле воды. И летом и зимой. Тишина... Хорошо думается... Закоченеешь над прорубью, а руки горячие... Глядишь на омертвевший заснеженный лед, на круглую лунку... Плещется, бьется вода... Как сердце... Черт с ней, с рыбой!.. Намучишься, устанешь хуже собаки. Зато как работается потом!
— Парадоксально! Вас бодрят и согревают лишь холодные снега и лед?
— Вы неправильно меня поняли. Не ожидал.
Майя еле уловимым пожатием пальцев заставила Григория остановиться. Прищурившись, посмотрела на него.
— Пойдемте, Григорий... — оборвала себя на полуслове, немного помолчала и решительно добавила: — Посмотрим на кринку с молоком! Согласны?
4
На третий этаж старого, построенного еще в двадцатые годы дома не доносились ни рев машин, ни грохот и звонки трамваев, ни голоса запоздавших прохожих. Толщина стен нерушимо стояла на защите уюта и покоя. Из окон хорошо была видна залитая светом фонарей площадь Рынок.
Над бывшей Ратушей — в ней теперь помещался горсовет — взметнулась ввысь высокая пирамида башни с сияющим шаром на острие. Внизу шар опирался на флагшток, над которым трепетал, развевался красный с голубой полосою флаг. Немного ниже белел на крыше ряд дымовых труб. На стенах, будто на блестящих весенних льдинах, поблескивали проталины окон.
Григорий задержал взгляд на львах, поддерживавших лапами покатые глыбы с выбитым на них городским гербом — кирпичная башня на воинском щите. Его стал точить червячок сомнения. Зачем согласился, зачем поднялся сюда по скрипучим деревянным ступенькам? Чего ждет от этого посещения, ненужного и, наверное, тягостного для обоих? Правда, его пригласили. А если это приглашение просто дань вежливости?
Майя исчезла внутри своего лабиринта. Ее квартира состояла из многочисленных закутков, каморок, углублений и выступов, которые неизвестно каким образом ЖЭК свел к общему знаменателю и назвал двумя комнатами.
Григорий беглым взглядом окинул стеллажи для книг. Среди них поблескивал полированный ореховый круглый столик. К нему сиротливо прижимались стулья с изогнутыми спинками. Платяной шкаф, сервант, цветной телевизор. У стены — письменный стол с настольной лампой под зеленым абажуром. Из другой комнаты выглядывал уголок спинки кровати. Все было расставлено с разумной целесообразностью, скорее по-мужски, чем по-женски.