Майя умолкла, отпила глоток воды из стакана, поданного Робочуком. Главное было сказано, и она почувствовала облегчение. Полуоборванные ею жизненные нити, связывающие людей в крепкое сообщество, снова срастались, укреплялись. Она провела рукой по лбу, стараясь припомнить, что еще очень важное, необходимое не успела сказать.
— Ага! Вот что... На первый взгляд мелочь... Стук каблуков, когда спешишь на работу... Резные листья каштанов над головой... Гипсовые львы у входа в горисполком напротив моих окон... Толкотня в трамвае и гомон Галицкого рынка... И мраморный Мицкевич... И зеленое половодье Стрийского парка... И еще... И еще... Я бы осиротела без всего этого... Да что там — не смогла бы жить... Поэтому за все, что я сделала плохого, искренне прошу у своих земляков прощения...
После выступления Майи прокурор с глубокой складкой над переносицей спросил ее:
— Скажите, ваше заявление не вынуждено? Вас никто не принуждал?
Майя грустно улыбнулась:
— Вас пригласили сюда, так сказать, в пожарном порядке. Вы оставили свои неотложные дела... На принуждение, на то, чтобы заставить меня сделать заявление, необходимо время... Не так ли? Кто-кто, а вы наверняка знали бы... Я пришла сама.
— Ваш бывший муж находится под следствием, — продолжал прокурор. — Что бы вы могли сказать по этому поводу?
— Извините за резкость, но это уже ваша работа, — с вызовом ответила Майя.
— Ваше отношение к сионистам? — поинтересовался представитель профсоюза.
Майя пожала плечами.
— Мое мировоззрение сложилось здесь, на нашей земле, в нашем обществе. По-моему, этим все сказано.
— Чем вы собираетесь заниматься? — спросил Робочук.
— Тем же, чем занимаются специалисты, которых отстраняют от работы за служебные упущения или... — Майя на секунду заколебалась. — Или за то, что произошло со мной. Начну все сначала. Буду рядовым ординатором или участковым врачом.
— Мы посодействуем Майе Львовне. Без работы она не останется, — сказал сотрудник горздравотдела.
— Спасибо, подобрели, — резко бросила Майя. — Не забыли, сколько часов я просидела в вашей приемной?
Сотрудник горздравотдела развел руками, дескать, что теперь поделаешь.
Корреспондент попросил Майю сказать несколько слов о ее отношении к записи, сделанной телевидением.
— Буду благодарна, если вы найдете возможность показать эту пленку телезрителям. Одновременно она станет ответом тем, кто использует мою беду в своих корыстных целях... Я хочу снова здороваться на улице со знакомыми. Хочу, чтобы они при встрече не отводили взгляда и не делали вид, что куда-то торопятся... Хочу слышать сердечное «добрый день» и «до свидания»... Хочу советоваться с соседкой: к лицу ли мне новое платье или прическа...
Телевизионщики начали сматывать кабели, складывать аппаратуру. Прокурор отозвал Майю в сторону:
— Что касается вас, мне все ясно... Однако... — Он замялся. — Не хочу вас травмировать, воспримите спокойно... Вам все же придется ответить на вопросы относительно вашего бывшего мужа.
— В каком качестве?
— В качестве свидетеля... Слишком жирный след тянется за ним. Одного незаконного приобретения строительных материалов и использование государственного транспорта хватит для обвинительного приговора. Плюс манипуляции с золотом. Плюс его связи с сионистами.
— Согласна, — кивнула Майя. — Приду, когда скажете.
На улицу она вышла вместе с Аидой.
— Майя, не возвращайся к себе, — переходя на «ты», сказала Аида. — Побудь у нас еще несколько дней. Мало ли что может случиться...
40
Василь Гарба присел к пульту, стал просматривать фотокопии кардиограмм, энцефалограмм, миограмм, бобины с магнитофонными лентами. Конечно, он не сумеет на равных потягаться с Максимом Петровичем в математике. Но и Ромашко без него ни шагу возле «серой мышки» — так ласково он называл вычислительную машину. Бегущий пересверк огоньков на панели всегда напоминал ему бег маленького зверька, который выбивается из последних сил, чтобы добежать до норки, но так никогда до нее и не добегает.
Опершись на локоть, Василь уставился в волнистые линии графиков, стараясь понять: что же они означают?
«Будем думать так... — Василь пододвинул к себе блокнот, достал из кармана карандаш. — Начнем с азов... Выражение — это утверждение, которое может быть верным (обозначается единицей) или ошибочным (обозначается нулем). Выражения бывают сложные и простые. Сложные выражения создаются соединением простых с помощью логических связей. Да-да, они являются логическими функциями простых выражений. Последние позволяют описать работу логических элементов и приборов. Булевые функции... Повезло же англичанину Джону Булю! Его именем названы... — Василь закрыл глаза. — Интересно, если бы я что-нибудь такое открыл... Как бы назвали? Гарба... Функция Гарбы? Тьфу! Не подойдет!