— Спасибо… — Голос деда совсем смялся от сдерживаемого волнения.
— Спасибо вам. Грацие! Прощайте, дон Торос.
— Хихи, хихи… — хихиканье доносилось издалека — по прикидкам, Пахак сейчас кружил по спиральному лазу под Александровкой. Видимо, батарейка в телефоне села, и заскучавший демон отправился на ночную охоту. Через полчаса — минут двадцать он будет здесь.
Торос Ангурян напрягся, прислушиваясь, но тут Барбаро протянул ему ладонь для рукопожатия, так, как это сделал бы любой современный человек, и дед на минуточку отвлекся. Этой минуты хватило Карине, чтоб легко и бесшумно взлететь вверх по крутому тоннелю на такое расстояние, что ее уже вряд ли кто заметил бы при тусклом свете масляного фонаря. Девушка подпрыгнула, вытянув вверх руку, смахнула мышиную сонную гроздь, и взбудораженные зверьки принялись пищать, шуметь и шуршать так, что за этим шумом даже дед не сумел бы разобрать невесомые быстрые шаги Королевы Червей.
Это случилось год назад, пятого октября, а сегодня был именно тот день, когда новый смотритель лабиринта должен представиться «хозяину». Поэтому то, что за несколько часов до такого важного события мужчины сидят в комнате деда, что-то обсуждают, да еще и ждут ее, Карину, выглядело странным и подозрительным. И при чем здесь Шороховы?
Как ни старалась Карина, как ни заставляла себя забыть о Макаре, при слове «Шороховы» сердечко ее заколотилось так громко, что ходики на стене пристыженно замолчали и остановились. Она вспыхнула, вспомнив, как его большая теплая рука легла на ее руку, будто бы подсказывая, как рулить, на самом же деле (и они оба это знали) машина была ни при чем; и как Макар провел пальцем по ее ладони, расписывая страшного шпица, однажды вцепившегося маленькому Макару в руку. А потом провел еще раз просто так. И еще раз. И двумя пальцами обхватил ее тонкое запястье, удивляясь, что оно легко помещается внутри. И как она поспорила, что может запросто вытянуть руку из кольца его пальцев. Как потом целых пять минут они «боролись» и Карина притворялась, что никак не может освободиться, а Макар притворялся, что верит ей. Как он перестал вдруг шутить и придвинул ее к себе, крепко взяв за плечи. Нет. Не поцеловал… Откинулся назад и рассмеялся сам над собой.
Макар…
Карина расплылась в дурацкой улыбке. Она пыталась нахмуриться, сосредоточиться и вернуться в разум. Она ругала себя за глупые мысли — в конце концов, ну ничего же не произошло: ну покаталась на машине с парнем, ну кофе попили, ну поболтали о всякой чепухе — однако улыбка становилась лишь шире и глупее, а память услужливо подсовывала все новые и новые мелочи. И то, как он стряхнул крошку с ее ключицы, и как облился колой, когда Карина больно ткнула его в бок кулаком за глупый анекдот. И как бегал за кофе на заправку, а она смотрела в окно и ждала. Он появился в стеклянных дверях, высокий, умопомрачительный совершенно, синеглазый, и у нее сердце остановилось от восторга. Она сидит в желтом «Рэнглере», а лучший парень города несет ей капучино и смотрит так, что сомнений никаких — он в нее влюблен! Это… это было даже круче, чем лабиринт! На таких высоченных, на таких сумасшедших качелях, где сперва взмываешь к облакам, а потом обрушиваешься на дно мира, она еще не каталась. И это! Было! Здорово!
А еще это было ужасно, потому что не могло иметь никакого продолжения. Карина Ангурян и Макар Шорохов никогда не будут вместе. Им просто не позволят. За них уже все давным-давно решили старшие, расписали их будущее по пунктам, просчитали всю их жизнь. Лишили даже крошечного права решать самим. Карина со всей силы вмазала ладонью по шкафу: ее охватила вдруг не просто досада — ярость. Какого черта! Какого черта она должна вечно кивать и улыбаться. «Карина, это не твое дело», — киваем и улыбаемся. «Девочке не пристало так себя вести», — улыбаемся и киваем. «Смотрителем будет Роберт», — да, конечно, дедушка. Я понимаю. «В июле ты едешь во Францию. Твой будущий муж — Артемон… или как его? Артюр», — да, папочка. Спасибо, папочка.
Какого черта?
Чтобы стать через двадцать лет копией мамы. Лежать на диване в гостиной, пилить ногти и пялиться в ящик, сварливо перечисляя многолетние обиды.
— Лусик, что ты там барагозишь? Бегом сюда! — страшным громом прогремел дедов голос. Карина с трудом успокоила дыхание и направилась на «голгофу» — внутри клокотала, не желая успокаиваться, злость.
Мужчины собрались возле стола. Курил свой вересковый цхармоч дед. Отец вертел в руках какую-то книгу — кажется, сборник гумилевских стихов. Роберт, опустив на колени руки, сидел на тонконогом стуле, молча уставившись в пол. Подавленный, отчаявшийся, он был совсем не похож на того самоуверенного юнца, что пытался спорить с дедом за завтраком.
— Случилось очень плохое, лусик.
— Что? Что произошло? — Карина уставилась на деда, забыв на время о собственных бедах.
— Роберт потерял черепаху.
— О господи!!! Как… Где?
— Не твое дело, — вяло огрызнулся Роберт и замолчал под обжигающим взглядом старого Тороса.
— Почему же не ее? Пусть тоже знает. Обронил вчера на крыльце. В драке.
— Не факт, что там, может, где-нибудь дома. Надо еще раз искать. И еще раз.
— И сколько таких «еще раз»? Перетрясли все — черепахи нет! Ты, мальчик, потерял предмет! Выронил из браслета. Сколько раз говорил, не таскай на себе. Сколько раз предупреждал, повесь на шею. Как? Как ты теперь будешь смотреть за лабиринтом? Как теперь тебе туда ходить? Как? А? Тебя спрашиваю? Как ты намерен сегодня встретить хозяина?
— Я еще раз крыльцо осмотрю и улицу. Прямо сейчас. Фонарик где? — Роберт вскочил и тут же опустился обратно, подчинившись тяжелому кивку отца.
— Предмет утерян. — Юрий Ангурян отложил в сторону книжку и, сняв с рукава тонкого свитера невидимый глазу волосок, принялся внимательно его разглядывать. — Это очевидно.
— Ладно бы так, — сизый, сладкий дым окутал бледное лицо деда. — А вот если… Если его подобрали. Шороховский мальчишка или тот, второй.
— С чего бы это? — вскинулся Роберт. — Почему сразу Шорохов… Да даже если и он, что такого. Отберу! А выпотрыша уничтожу!
— Предмет утерян, — повторил Юрий Ангурян. — Остальное не имеет значения. Роберт не может больше спускаться вниз. Никто больше не может, пока там Пахак.
— Кроме меня… — выпалила Карина.
— Помолчи, Каро.
Дед поднялся, подошел к окну. Прижался лбом к стеклу, что-то обдумывая. Повернувшись, вздохнул и проговорил медленно, обращаясь к внуку:
— Так… Ты потерял черепаху, ты и сообщишь об этом хозяину. Пусть решает, как тебя наказать. Пусть решает, куда девать монстра. Лусик, — дед грустно улыбнулся. — Придется снова придержать Пахака, пока Роберт разберется с делами. Поспеши.
Сейчас ей полагалось, как всегда, послушно наклонить голову, заверить старших, что она выполнит все их указания: уведет демона к Аксаю и продержит до часу ночи, а потом вернется домой. Сейчас полагалось стать все понимающей, умной и спокойной. Полагалось соответствовать ожиданиям и выполнить долг, но она вдруг вспомнила… Катю. Выдуманную — отважную, веселую и непослушную Катю. Катю, которая действовала вопреки всем правилам.
— Нет! — сказала она, встряхнув волосами. — НЕТ!
— Что?
— Что ты сказала?
— Я сказала «нет»!
— Лусик?
— Каро!!!
— Свихнулась?
— О нет, братик. Я очень даже в своем уме. И в твердой памяти. — Она набрала в легкие побольше воздуха. — Лабиринт теперь мой. Мой по праву. И я требую! Слышите, вы! Я требую, чтобы вы признали меня смотрителем. Меня!!! А не этого… болтуна и труса.
— Да ты офигела? Я тебе ноги сейчас оборву…
Она шагнула вбок за миг до того, как к ней подскочил бледный от гнева Роберт. Неуловимым жестом прогнулась и, схватив прислоненную к стене дедову палку, приставила ее металлическим концом к затылку брата. Тот, почувствовав холодок, застыл. Протянул медленно:
— Совсем поехала. Точно. Слушайте, она с ума сошла. Срочно замуж!