ЖЕЛЕЗНАЯ ПЯТА «НОВОГО ПОРЯДКА»
Е. КОМИССАРОВ. Вскоре я услышал странное, непонятное слово "эвакуация". Оказывается нам надо было уезжать в какую-то Среднюю Азию.
Эвакуировались целыми предприятиями. С оборудованием, семьями. Готовился к отъезду и кожзавод, где работал отец. Мать сушила сухари, упаковывали вещи. Когда дело дошло до самого отъезда, возникла проблема, как утащить вещи на вокзал. Вещей было много. Тогда отец соорудил небольшую платформу из толстой фанеры, посадил ее на шарикоподшипники. Навалили на нее все и поволокли.
На вокзале нас встретило удручающее зрелище. Обессиленные люди подтаскивали свои вещи. Городской транспорт тогда уже не работал… А многие жили далеко от вокзала. На руках — дети. Многие побросали свои вещи по дороге. Старались сохранить продукты.
Было уже темно. Сам вокзал сгорел. Стоял лишь его скелет. Воняло гарью. Посадка шла ночью. Походила она на штурм средневековой крепости. Никаких билетов, никаких проводников. Вот вагон. Вот толпа. Вот груда вещей. Высокие ступеньки и узкие двери. Вся эта орущая возбужденная детским плачем масса людей была неуправляемой стихией. Когда мы подошли, люди лезли уже в окна. Пока мы смотрели, разинув рты, на это действо, телегу нашу уволокли. Отец кинулся наугад. Оказалось в нужном направлении и наскочил на вора. Вещи отбил.
Он все-таки не растерялся в этой каше. Подлез под вагон с обратной стороны крепко постучал в дверь. Высунулся какой-то железнодорожник. Отец всучил ему пачку денег. И мы вскоре втащили свои вещи с обратной стороны.
Сражение продолжалось внутри вагона, когда поезд уже тронулся, как занять место, куда деть вещи? И что удивительно. Как только состав втянулся на мост через Дон, наступила полная тишина. Мост после бомбежки был аварийный. Все знали это. И каждый думал: «Пронеси, господи!». И пока последний вагон не миновал мост, никто не трепыхался. Но уж когда состав прополз мост, атаки за места возобновились с прежней силой.
Постепенно к людям вернулось их человеческое лицо. Разложили продукты, стали угощать тех, у кого их не было.
А. КАРАПЕТЯН. В школе были организованы разные отряды: как бороться с зажигалками, как сбрасывать их с крыш. Учеба как-то уже не шла.
Все мы ходили на рытье окопов, траншей, противотанковых рвов. В обязательном порядке всех забирали. Мы уходили за город на несколько дней. Рыли только лопатами, никаких механизмов не было. Взрослые были подавлены. У многих дома были маленькие дети, которых оставляли на старших детей. А было еще прохладно. Было очень строго, уйти — нельзя. Хотя мы иной раз убегали. Нас интересовало все, что происходило вокруг, и мы, мальчишки, везде совали свой нос, хотели быть в центре событий. Были какие-то организаторы, которые отвечали за ход работ, были списки.
Во дворе у нас жили пацаны, самый старший Валька Черненко, хулиганистый такой. Отец у него был пьяница. Средний сын, Юрка, был моего возраста, а младший — Толя. Рядом жил Кимка. Где находятся немцы, по радио не передавали. Поэтому мы практически ничего не знали. Кое-что мы узнавали по разговорам, проходили по городу какие-то воинские части, от них кое-что узнавали. У нас, пацанов, было возбужденное состояние ждали больших событий, чувствовали: мы в них тоже участвуем.
Л. ШАБАЛИНА. Весной 42-го Ростов снова стали сильно бомбить. Сначала мы прятались под столом. К нам прибилась какая-то большая собака. Когда немцы налетали на город, они иногда с самолетов бросали бочки со смолой. И вот эта собака попала под смолу и ходила вся черная. И потому нас никто с ней не пускал прятаться. А потом нас стала звать к себе баба Дора, мать соседа Петра Котлярова: «Идите к нам, вместе умирать будем».
В. АНДРЮЩЕНКО. У нас была собачонка. Перед бомбежкой садилась в подвале у входа. Одно ухо, которое внутрь подвала направлено, — лежит. Другое на улицу торчит, слушает откуда и чьи летят самолеты. Она по звуку различала наши и немецкие. Наших не боялась, а при подлете немецких пряталась в подвал.