Николай Алексеевич Некрасов
Ростовщик
Было около семи часов утра. Петербург просыпался. По одной из улиц Васильевского острова скорыми, неровными шагами шла молодая женщина. Боязливые взгляды ее и желание скрыть в меховой воротник салона лицо показывали, что она не привыкла к таким ранним прогулкам и что только необходимость заставила ее выйти в такое время. Черты лица ее выражали страшное волнение; одежда была в беспорядке, волосы беспрестанно выбивались из-под шляпки и играли с ветром, что придавало ей какой-то странный и вместе привлекательный вид. Несмотря на беспокойство и тревогу душевную, проглядывавшие из каждой черты незнакомки, нельзя было не обратить внимания на красоту ее… Пройдя несколько улиц, она наконец вошла в ворота огромного пятиэтажного дома и быстро взбежала по крутой лестнице на самый верх.
– - Боже! подкрепи меня, помоги мне! -- прошептала она и дрожащей рукой прикоснулась к колокольчику.
– - Ах, кого я вижу! Я никак не думал… так рано…-- сказал седенький старичок, отворяя дверь и низко кланяясь.
Из довольно неопрятной прихожей, которая, по-видимому, служила и кухней, незнакомка вошла за хозяином в другую комнату, в которой с первого взгляда поражала необычайная бедность. Треть комнаты была отгорожена плохими ширмами, склеенными из прошлогодних нумеров газет, за которыми была постель хозяина. По стенам стояло несколько стульев, кожаные подушки которых были во многих местах прорваны; на стене висели закопченные часы с железными гирями. На единственном столике первое месте занимали счеты, далее книга о переложении ассигнаций на серебро и две копеечные сигары. На одном из стульев лежало парадное одеяние хозяина, прикрытое шинелью горохового цвета, с множеством маленьких воротничков.
Войдя в свою приемную, седенький человечек снова раскланялся. Он был в худом халате и медных очках; лицо его было желто и морщинисто, в глазах решительно не было никакого выражения, нижняя губа качалась, как старая ставня, полусорванная ветром с крючков. Что-то низков, что-то невыразимо отвратительное было в его лице, так что, взглянув на него однажды, трудно, кажется, решиться взглянуть в другой раз. На ногах старика были старые медвежьи галоши, на которые падала верхняя часть грязных носков и которые застучали каким-то странным образом, когда он подошел к незнакомке.
– - Какому счастливому случаю обязан я вашим посещением? -- сказал он, стараясь улыбнуться как можно приятнее.
– - Ах, господин Корчинский! не счастливому, а несчастному… Мужу моему всё хуже и хуже… Дела наши в расстройстве… работы нет… да и работники ушли… Мы напрасно содержим такую большую квартиру…
– - Перемените.
– - Денег у нас нет. Мне не хотелось бы, чтоб больной муж догадался о нашем горестном положении… Помощи просить не у кого… На вас я могла надеяться, вы прежде так много для нас делали. Но вы что-то охладели к нам, как муж захворал…
– - Но позвольте вам заметить, прекрасная Амалия, что я и теперь для вас много, очень много делаю. Конечно, я прежде давал вам деньги по векселю, потом даже без векселя, но потом, прошу не прогневаться… хоть мы и короткие знакомые, а когда я увидел, что дела ваши в расстройстве, я счел нужным не давать вам денег иначе как под верный залог. У меня такое правило, да и для вас лучше.
– - Я переносила к вам во время болезни мужа все вещи, какие только были лишние…
– - И, верно, помните, что я за всякую давал вам деньги?
– - Но теперь наконец мне нечего дать вам под заклад…
– - Очень жаль.
– - И я пришла попросить у вас несколько денег на честное слово…
– - Но могу-с.
– - Муж мой при смерти; ему нужны скорые пособия; дети плачут и просят хлеба, а у нас нет его… Боже мой! Что, если их вопли дойдут до слуха моего бедного Франца… о, это убьет его!
– - Ничего-с. Не убьет.
– - Дайте же, ради бога, мне хоть немного денег, чтоб я могла купить лекарства мужу и накормить детей… Ваше не пропадет: вещи, которые я у вас заложила, стоят гораздо больше.
– - Но они и без того принадлежат мне. Осмелюсь напомнить вам, сударыня, что срок выкупа давно прошел…
– - Итак, вы решительно отказываете?
– - Как можно! Принесите заклад -- и возьмите сколько угодно…
– - Можно ли поступать так безжалостно! А мы еще считали вас своим благодетелем.
– - Гм! благодетелем! Да разве я дурак какой… последний, кровный грош отдавать. Я сам бедный человек, сударыня… чуть с голоду не умираю… Ох, деньги, деньги! Кто их выдумал? Если б бог сжалился над моим нищенским положением да послал мне наследство… А то -- откуда мне взять? Того и гляди с квартиры сгонят, а вы еще денег просите, сударыня, да без залога… Я теперь сам в бедственном положении и, извините меня, сударыня, осмелюсь вам напомнить, что срок векселю, тово… прошел… а мне ждать нельзя.
Телодвижения и выражение лица Корчинского во время этого монолога были в высшей степени занимательны. Он то вздыхал, то взглядывал на небо, то потирал руки и улыбался; наконец, произнося последние слова, он с каким-то торжественным смирением, из которого проглядывала тайная злость, взглянул на переплетчицу.
– - Денег я зам не дам; мало того, я сделаю с вами то, чего вы не ожидаете… векселю срок кончился… понимаете?
Последние слова его сильно поразили бедную женщину, и она воскликнула с изумлением:
– - Что это значит, господин Корчинский?.. По крайней мере, этого я не могла ожидать от вас. За что же вы вдруг сделались из нашего друга злейшим врагом нашим?
– - Пора вам всё объяснить, сударыня. Я никогда не был вашим другом; я не такой дурак, чтоб рисковать деньгами для дружбы… я всегда желал вам зла, я даже старался и… успел сделать вам зло.
– - За что же, за что?
– - А вот за что. Помните ли вы тот вечер, когда в первый раз я зашел в ваш дом и сделал вам предложение…
– - Но вы сами после сказали, что это была шутка.
– - Нет, то была не шутка. Я вас любил, очень любил, сударыня. Я вам скажу, я тогда ночей не спал… хлеба в экономии по фунту в день оставалось, а однажды… о, этого я никогда вам не прощу, сударыня… я обчелся в процентах… может быть, я бы теперь не принужден был один хлеб есть…
– - Полноте, у вас много денег.
– - Много денег? Кто вам это сказал? -- воскликнул Корчинский, изменившись в лице.-- Много денег! Господи боже мой! Вот живи, мучься, трудись, а другие еще говорят, что ты богатый человек… Богатый! Да кабы я был богатый человек, сударыня, я бы нанял себе квартиру в четвертом этаже… я бы взял служанку, а не стал бы сам ходить в лавочку за корюшкой… она бы мне принесла… Богатый! Кто вам это сказал? Скажите тому, что он лжет, выдумывает! Кабы я был богат, может быть, и вы бы не отказали, сударыня…
– - Ошибаетесь…
– - А то вы, сказать просто, переплетчица, больше ничего… а что вы со мной сделали?