– Сыну?
– Да, есть у меня ещё Алёшенька, младший, двенадцать годков ему. С мамкой и сёстрами на Кубани он.
– А зачем вы мне это показываете?
– А затем, что мы с вами сейчас схороним это всё в тайник. И распрощаемся. А потом, если я не вернусь, если Бог положит по-иному – вы разыщите мою семью и расскажите про тайник, либо отдадите ей всё это сами. Уговор?
– Уговор. Сохраню, сделаю, что смогу.
Пётр Николаевич подвёл меня к киоту, наклонился до пола, кочергой поддел второй от плинтуса кирпич, отодвинул…
– Ну вот и хорошо. Дело сделано. А теперь надо чуток подремать, силушки накопить. Перед рассветом пойду.
Пётр Николаевич удалился. Моё тело болело после погрузки провианта и тоже отчаянно нуждалось в отдыхе. Я прилёг на кушетке и вновь мигом погрузился головой в чёрный водоворот…
Проснувшись, я обнаружил себя на полу, заваленном мусором и пылью. Обвёл глазами стены с остатками обоев, газет «Правда» и «Советская Россия», испещрённые дырами от гвоздей и дюбелей. С улицы пробивался свет и родной запах загазованного Ростова XXI века. Я был в своей обычной одежде, и даже мобильник был со мной.
«Сон? Но такой реалистичный! Я всё чётко помню. Впрочем, это бывает. А что это ещё может быть? Правда, как я оказался на втором этаже, когда меня «вырубило» на первом?» – ворох мыслей заполнил пустоту внутри моей бедной головы, и вновь ожил зудящий «рацио».
– Ладно, – сказал я вслух, поднимаясь и отряхиваясь, – щас вот и проверим!
Комнату я узнал. Это была гостиная Петра Николаевича. Вот тут был киот. А вот тут…
Пришлось повозится с кирпичом, скрытым за толстым слоем штукатурки, налепленной новыми хозяевами. Освободив кирпич, я с трудом его извлёк и засунул руку по локоть в пустоту. Пустоту? Нет! Пальцы нащупали что-то! Вот оно! Я протиснул руку дальше и ухватил охапку тетрадей. Сердце моё при этом выпрыгивало из груди, а с неба будто бы трубили в ангельские трубы, всегда сопровождающие Чудо!
Я извлёк драгоценные тетради, покрытые крупными, размашистыми письменами. На первом листе красовалось: «Канинъ П. Н. Дневникъ. Начатъ в лѣто 1890 от Р.Х.»
Мой «рацио» снова умолк. Позже, когда я буду работать над этими тетрадями, он сочинит теорию, что моё «попаданство» в 1920 год всё же было сном, но сном, навеянным неким потусторонним «духом» (духов «рацио» не отрицал), которому позарез было нужно, чтобы были обнаружены дневники. Как бы там не было, воспоминания о приключениях в старом Ростове действительно быстро притупились. Зато передо мной раскрылся удивительный мир ростовского купца 2й гильдии, его мысли, простые и честные, чистые и устремлённые к Богу, его трогательная забота о семье, его практика ведения дел и разрешения торговых споров, его отношение к властям, к друзьям, к людям ниже его по положению. Предстала картина непрерывного самоанализа и беспощадной борьбы с собственными грехами, нравственного самоочищения. В тексте было немало прямых обращений к потомкам, автор явственно осознавал, для чего он пишет свой труд. Последняя точка была поставлена 25 декабря (по старому стилю) 1919 года, на Рождество…
Параллельно чтению дневника я углубился в поиски потомков Петра Николаевича. Это оказалось непростым делом, потому что получить доступ в архивы оказалось очень непросто. Пришлось подключать друзей, ездить на Кубань, в Краснодар, в станицу Брюховецкую, в Новороссийск…
Тем временем в стране случились перемены. Были назначены президентские выборы и впервые за много лет развернулась действительно интересная борьба между совершенно новыми кандидатами. Каково же было моё удивление, когда в их числе я обнаружил некоего Канина Петра Александровича! Его биография в интернете была довольно скупа, сказано было что он крупный кубанский предприниматель, по образованию инженер, отец- такой-то, дед – Алексей Петрович Канин, 1908 года рождения, участник войны, после войны занимал посты в краевом руководстве, по линии сельского хозяйства и торговли.
«Яблоко от яблони недалеко упало» – отметил я, удовлетворённо потирая руки. Мои поиски сошлись в одну точку.
В день приезда кандидата в Президенты Российской Федерации в Ростов, в Конгресс-холле яблоку было негде упасть. Страна ожила от двадцатипятилетней спячки и снова заинтересовалась политикой. Я на таком мероприятии оказался впервые, и тоже с помощью друзей. У меня уже не было сомнений, что вся та невероятная история случилась ровно для этого момента.
Пресс-конференция началась с опозданием. Наконец появился кандидат, мужчина лет «за сорок», рослый и широкий в плечах, подтянутый, гладко выбритый, приятной внешности. «У этого человека комплексов должно быть явно поменьше» – подумал я и стал вглядываться в его лицо со своего двадцать первого ряда. «Далеко» – досадовал я, но в первые ряды попасть было нереально.