- Запрещаю! Запрещаю митинг! - кричал он.
- Вон отсюда! - неслось со всех сторон.
Все произошло мгновенно. Пицкер, не целясь, выстрелил в зал. Многотысячная толпа ахнула и замерла. В тишине раздался голос:
- Убили! Густава убили!
В третьем ряду от сцены молодой рабочий прижимал руку к груди. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Стены народного парка дрогнули от крика возмущения. Группа красных фронтовиков ринулась к Пицкеру. Но в это время полицейские уже вламывались в зал, разбивая окна, сшибая людей с ног. Поднялась паника.
Стрельба. Крики. Стоны раненых.
Тельмана и иностранных делегатов плотным кольцом окружили красные фронтовики и увели со сцены: их жизнь была в опасности.
Командиры, сложив ладони рупором, призывали собравшихся организовать сопротивление полиции. Но в криках сотен людей их не было слышно.
Маленький трубач Фриц Вайнек смотрел расширенными от ужаса глазами на происходящее вокруг. Он видел, как командиры пытаются призвать людей к сопротивлению полиции. И понял, что должен сделать.
Фриц вскочил на ящик, поднял трубу. И в зале, перекрывая шум, зазвучал сигнал боевой тревоги. Этот сигнал гасил панику и звал людей к боевому порядку.
Красные фронтовики выстроились живой стеной, чтобы дать возможность рабочим покинуть зал.
Мальчик играл и играл. Свет из большого окна падал на худенькую фигурку.
Пицкер прицелился и выстрелил. Сигнал боевой тревоги оборвался...
...Медная труба лежала на крышке маленького гроба. Золотым зайчиком сиял на ней солнечный луч.
И еще десять гробов на сцене народного парка.
Алые знамена с траурными лентами приспущены. Рабочие собрались на митинг памяти жертв полицейского террора.
В почетном карауле у гроба Фрица Вайнека стоял Эрнст Тельман. Он смотрел на застывшее лицо маленького героя, который ценой своей жизни спас многих людей. Тугой ком подкатил к горлу. Эрнст еле сдерживал слезы.
- ...Эти жертвы зовут нас к борьбе, - сказал Тельман. - И наклонился к гробу Вайнека. Лицо Фрица было бледно, и сейчас веснушки стали особенно заметны. Будто ветви цветущих яблонь стряхнули на него желтую пыльцу. - Мы никогда не забудем тебя, наш маленький трубач! - Эрнст выпрямился, голос его стал тверже. - Вечная слава павшим!
Вперед вышел высокий, седой мужчина и запел:
Среди нас один боец
Был очень храбр и горяч…
И вот уже десятки, а затем и сотни голосов подхватывают слова новой, только что сложенной рабочим-поэтом песни:
Веселый красногвардеец,
Наш маленький трубач!
Пели усталые, хмурые рабочие, подняв сжатые в кулак руки. Пели женщины, не вытирая слез. Пели тысячи людей, и вместе с ними пел Эрнст Тельман.
Песня летела над головами тысяч людей. Песня о юном трубаче. Песня как сигнал боевого сбора:
Среди нас один боец
Был очень храбр и горяч,
Веселый красногвардеец,
Наш маленький трубач!
«Песню о тебе, маленький Фриц, теперь поют твои сверстники в Советском Союзе. Да, да, представь себе! Вот как это было. В 26-м году я приехал на конгресс Коминтерна. В свободный от заседаний день нас, немецких коммунистов, пригласили к себе московские пионеры. И тогда мы услышали песню... Ее исполнял детский хор... Да, это была твоя песня, Фриц. Ее перевел на русский язык замечательный советский поэт Михаил Светлов, правда, у него наш трубач превратился в барабанщика, но смысл-то один! Вместе с московскими пионерами пели и мы:
Средь нас был юный барабанщик.
В атаках он шел впереди
С веселым другом-барабаном,
С огнем большевистским в груди.
...Темно в камере каторжной тюрьмы Баутцена, в новом жилище Эрнста Тельмана. Или здесь для заключенных тоже не полагается вечернее электрическое освещение?
Главный узник фашистского рейха неторопливыми шагами снова мерил угрюмую холодную комнату.
...Минул ровно год.
Утром 12 августа 1944 года дежурный надзиратель появился в камере Эрнста:
- Ваши газеты, господин Тельман.
Надо сказать, уже несколько месяцев обращение тюремщиков с Тельманом было вполне корректным - события на фронтах великой войны недвусмысленно говорили, к какому финалу движутся кровавые исторические события.
На столе лежали газеты, которые ему было разрешено читать: «Дойче альгемайне», «Берлинер бёрзин-цайтунг», «Фолькишер беобахтер».
В глаза бросился крупный заголовок: «Им не перейти нашей границы!» Эрнст схватил газету. Строчки плясали перед глазами. «От собственного корреспондента»... «Несколько часов назад я был в Кенигсберге... Я стою у пограничного столба священной немецкой земли... В бинокль хорошо видны красные звезды на башнях танков... Доблестные солдаты вермахта рвутся в бой... Нас разделяет три километра... Русский сапог не коснется...»