Оказавшись в обширном, шумном, многолюдном зале приемов, Диего испытал мощное, хотя и странное ощущение deja vu[221]. Вся сцена живо имитировала, пусть и с большими отклонениями, событие, имевшее место дома, когда Диего был назначен участником этого вот визита. Ощущение было столь ярким, что Диего почувствовал, будто его сознание раздваивается. Точнее, ему казалось, что его воспоминания исказились, и настоящее вторглось в прошлое, чтобы его изменить.
В Палмердейле многое отличалось, пускай даже совсем чуть-чуть от аналогичных деталей в Гритсэвидже. Благодаря новейшим архитектурным изыскам здание снаружи и изнутри казалось сверхъестественно чуждым. Девиз Района, помещенный на фронтоне, содержал некоторые непонятные символы. Необычные фасоны платьев также вносили свою лепту в ощущение диссонанса. Но более всего Диего коробила речь обитателей Палмердейла. Те немногие разговоры, которые он уже успел провести с местными жителями, начинались довольно гладко, но через каждые пять или десять слов проявлялись признаки непривычного словоупотребления. Порой эти препятствия удавалось обойти, но в иных случаях они складывались в барьер непонимания.
Сейчас же, когда мэр Палмердейла поднялся, чтобы произнести речь, этот эффект уже невозможно было игнорировать.
Диего понимал в лучшем случае половину сказанного.
— Квинты и насмешники, я так блискую, потому что передо мной столько славных бочонков и могу предложить нашим новым летучникам тянучий приезд. Я ожидаю долгого и мошоночного словолепия между нашими здоровскими Районами, что принесет нам рост товарооборота, новые глупышные продукты и отлив умностей…
Некоторое время Диего пытался следить за речью, но в конце концов сдался. Он наклонял голову и улыбался, надеясь, что это во всех культурах будет воспринято как знаки признательности и дружелюбия, и он не покажется просто счастливым идиотом. Его товарищи прибегли к той же тактике — все, кроме Юпл Бабаян, которая делала какие-то записи на льняной салфетке.
Пока Моасир Куин продолжал разглагольствовать, Диего прокручивал в голове сюжет нового рассказа: герой просыпается утром и обнаруживает, что не понимает речь окружающих.
Последующие дни прошли в непрекращающемся вихре деятельности. Вместе и по отдельности, жители Гритсэвиджа знакомились со своими двойниками из Палмердейла. Диего обнаружил, что его литературный цех имеет продолжение в четверти миллиона Кварталов от его родного. Он общался с десятками мастеров «космогонического вымысла», впитывал новые интригующие сюжеты и, хотелось бы верить, сам чем-то поделился с собратьями. И чем больше было разговоров, тем понятнее становилось ему наречие, принятое в Палмердейле.
Волузия черпала вдохновение во встречах с пожарными Палмердейла.
— Ди, ты не поверишь! Они применяют замечательное шарнирное соединение, которое предотвращает перекручивание шлангов!
По всей вероятности, профессиональный энтузиазм стал законом и для других гостей. Если судить по таким достижениям, как передача Прагом квартету музыкантов Палмердейла лучших старых ритмов, культурная миссия приносила сладкие и сочные плоды.
Да, эти обмены мыслями были приятно стимулирующими, но все-таки они отнимали у Диего энергию и вкус к дискуссиям. Поэтому, когда как-то вечером Джобо Копперноб подошел к нему и шепотом предложил взять краткую паузу в активной деятельности, он согласился без колебаний, только сказал Волузии пару виноватых слов.
Шагая по ярко освещенному Бродвею в центре кучки мужчин из Гритсэвиджа, Диего ощущал неприятное возбуждение. Его беспокоило, как отреагирует Волузия, если ей станет известна правда об этой вечерней вылазке. (Легенда заключалась в том, что предпринимался поход в парную, куда женщинам доступ закрыт.) Может, ему все-таки удастся ускользнуть…
Но тут большая ладонь баскетболиста Джобо Копперноба опустилась на его плечо, прочно приковывая к компании гуляк.
— Эй, Петчен, экстравагантное завершение нам всем не повредит! Нисколько не хочу обидеть вашу даму, она красива и, уверен, любвеобильна, но даже совершенство приедается.
— Не всем нам выпало взять с собой наших подруг, — вставил Мейсон Джинджерпейн. — Я так изголодался, что стал даже подумывать о Бабаян. Это единственная женщина, которую не приватизировал Праг.
Музыкант, чьих глаз не было видно, хмыкнул и отозвался:
— Дамам нравятся мужчины, которые меньше болтают.
Кегни Пассуотер провел рукой по приглаженным волосам.
— Это мне напомнило анекдот. Однажды сия ледяная изобретательница осталась наедине со своими загибами…
— Прошу вас, — весело вмешался Синсалида, — не надо беспричинных намеков на мою профессию.
Все авантюристы (их было человек двенадцать) беззаботно рассмеялись. На протяжении еще нескольких Кварталов в группе царило шутливо-добродушное настроение. Уроженцы Палмердейла, шедшие навстречу, смотрели на шумную компанию незнакомцев с удивлением, но без осуждения.
— Вот! — воскликнул Копперноб. — Вот этот адрес мне назвали. Я командую парадом!
Перепрыгивая через две ступеньки, он взбежал на крыльцо и принялся звонить в дверь. Шторы раздвинулись, и дверь отворилась.
Полногрудая женщина, с улыбкой приветствовавшая гостей, несомненно, была самой «мадам». Диего подумал, что она похожа на длинноногую танцовщицу кордебалета, которая, набрав лишний вес, переквалифицировалась в шеф-повара изысканного ресторана.
— А-а, гости дорогие! Прошу вас, бражники, добро пожаловать в лучший веселый дом Палмердейла! Заходите, и мы обеспечим вам развлечения по первому разряду!
Копперноб и его спутники вошли внутрь.
Сердце Диего бешено заколотилось при виде сцены, открывшейся его глазам.
Просторная гостиная с малиновыми обоями, заполненная командой девиц, роскошно смотревшихся в свете газовых ламп; на каждой — минимум одежды. Пианист вяло щекотал клавиши инструмента. (Праг, в котором настоящий музыкант на время взял верх над бонвиваном, присел рядом с криво улыбающимся парнем и завел с ним профессиональный разговор.) Прежде чем к Диего вернулось самообладание, Копперноб отобрал для себя двух женщин, устроился на кушетке среди горячих девочек и принялся заказывать напитки.
Получилось так, что Диего положил глаз на одну миниатюрную блондинку. В его руке оказался фужер. Он запинался в ходе разговора, смысл которого едва понимал, поскольку акцент девушки и ее словарь были еще более причудливыми.
— А вы… Вы из Палмердейла?
— Не-а, эту развеселую мусульманку подкинул Аснатц.
Когда Диего осушил свой фужер, старомодное освещение покрывало золотистым блеском каждую поверхность, имевшуюся в помещении. Диего уже целовался со своей блондинкой, когда раздался крик.
Диего вскочил на ноги. Две клиентки Копперноба впились ему в щеки, тем самым заставив его выпустить их из жарких объятий. Рубашка мэра была наполовину расстегнута, и было видно, что его грудь покрывает многоцветная чешуйчатая эгида. На окровавленном лице читалось полнейшее изумление.
— Девочки, девочки, что произошло?
— Эгидник! Эгидник! Он эгидник!
Необъяснимое обвинение было подхвачено по всему дому терпимости. Клиенты и проститутки выбегали из всех углов в гостиную, выкрикивая ругательства и отдавая распоряжения.
Диего и его товарищи не успели вмешаться, а двое дородных, полураздетых мужчин уже схватили мэра. Другие гости из Гритсэвиджа также были стреножены и не могли прийти на помощь своему спутнику.
Копперноб вырывался, его растерянное лицо выражало боль и непонимание.
— Друзья, друзья, чем я вас обидел? Объясните, и я…
Тщетные протесты мэра были прерваны, когда кудрявая проститутка с горящими глазами вонзила в грудь Копперноба нож для бумаги по самую рукоятку.