- Вам надо поспать, сэр, - грубо сказал Лерой. – Утром смотр, сэр? Приказы будут у бригад-майора.
Шарп вдруг осознал, что Форрест будет командовать до появления нового человека.
Форрест кивнул. Он вяло махнул рукой в сторону двери, за которой скрылся Лоуфорд:
- Мне надо доложить об этом.
- Я знаю, где будет штаб, сэр. Позвольте, я провожу, - сказал Ноулз, тронув Форреста за локоть.
- Возможно... - заколебался было Форрест, но, заметив отрезанную руку на выложенном плиткой клетчатом полу, поперхнулся и замолчал. Шарп пнул руку подальше, под большой деревянный сундук.
- Пойдемте, сэр, - Форрест, Лерой и Ноулз вышли. Шарп обернулся к лейтенанту Прайсу и сержанту Харперу:
- Найдите роту. Проверьте, чтобы все были размещены.
- Да, сэр, - Прайс казался потрясенным. Шарп легко стукнул его в грудь:
- Будь трезвым.
Лейтенант кивнул, затем умоляюще взглянул на Шарпа:
- Может, наполовину трезвым?
- Полностью трезвым!
- Пойдемте, сэр, - Харпер повел Прайса прочь, не оставив ни малейшего сомнения в том, кто здесь командует.
Шарп видел людей, прибывающих в монастырь: ослепших, хромых, окровавленных, французов и британцев. Он пытался не обращать внимания на крики боли, но это было невозможно: звук проникал повсюду, отравляя чувства, как едкий дым, которым этой ночью заполнились городские улицы. Офицер в стрелковом мундире 95-го, плача, спускался по ступеням. Заметив Шарпа, не зная, к кому обращается, но видя в Шарпе другого стрелка, он произнес:
- Совсем плох.
- Кроуфорд?
- Пуля в позвоночнике. Не могут достать. Наш черт стоял посередине бреши, прямо в самом гребаном центре, и кричал, чтобы мы шевелили задницами. Они подстрелили его!
Офицер-стрелок вышел в холод ночи. Кроуфорд никогда не просил своих людей сделать что-то, чего он сам бы не сделал, и он должен был стоять там, плюясь и изрыгая проклятия, вести своих людей в атаку – а теперь умирать. Армия не сможет оставаться той же, что раньше.
Все меняется.
Часы пробили десять, и Шарп подумал, что прошло всего три часа с момента, как он поскользнулся на снегу по пути к бреши. Только три часа! Дверь, через которую унесли Лоуфорда, открылась, солдат вытащил тело. Это был не полковник. Труп, который тащили за ноги, оставлял на плитах пола склизкий кровавый след. Дверь осталась открытой, и Шарп подошел к ней, встал на пороге и взглянул в залитую светом свечей покойницкую. Он вспомнил солдатскую молитву, ежеутреннюю и ежевечернюю: храни меня, Боже, от ножа хирурга. Лоуфорд лежал, крепко привязанный к столу, мундир с него срезали. Санитар склонился над его грудью, заслоняя лицо, а хирург в жестком от крови фартуке цвета выгоревшей охры брюзжал, с силой нажимая на нож. Шарп видел ноги Лоуфорда, все еще в сапогах, затянутых кожаными ремешками, со шпорами, выгибающимися лебедиными шеями. Хирург потел. Свечи мигнули, и Шарп увидел забрызганное кровью лицо: «Захлопни эту чертову дверь!»
Шарп закрыл дверь, пытаясь вытравить из памяти вид отсеченных конечностей и ожидающих выноса трупов. Ему нужно было выпить. Все менялось. Лоуфорд под ножом, Кроуфорд умирает наверху – новый год сыграл с ними злую шутку. Он стоял в густой тени холла и вспоминал газовые фонари на Пэлл-Мэлл в Лондоне, которые видел всего пару месяцев назад. Говорили, это чудо света, но ему не верилось. Газовые фонари, паровые двигатели, идиоты в офисах с их заляпанными очками и аккуратными папками, новые обитатели Англии, которые свяжут весь мир трубами, каналами, бумагами и, главное, порядком. Порядок прежде всего. Англия не хочет знать ничего о войне. Герой войны – чудо на неделю, и то если не покрыт шрамами, как нищие на лондонских улицах. Там были люди только с одной половиной лица, страдающие от гнойных язв и паразитов, люди с пустыми глазницами и рваными ртами, оборванцы в тряпье, выклянчивающие мелочь «для старого солдата». Он видел, как их прогоняли, чтобы ничто не пятнало чистый свет фонарей на Пэлл-Мэлл. С кем-то из них Шарп сражался бок о бок, видел, как они падали тяжело раненными на полях сражений, но их стране было наплевать. Были, конечно, военные госпитали в Челси и Килмейнхеме, но за лечение в них платили солдаты, а не страна. Страна хотела, чтобы солдаты убирались прочь с дороги. А Шарп хотел выпить.
Хлопнула дверь операционной, и Шарп, повернувшись, увидел, как Лоуфорда несут на тряпичных носилках по широкой лестнице. Он метнулся к санитару:
- Как он?
- Если гнить не начнет, сэр… - человек не закончил. Из носа у него лило, но он не мог даже вытереться, потому что обеими руками держал носилки. Он шмыгнул носом. – Ваш друг, сэр?