- Она – офицерская потаскушка, капитан? И почём берёт? На такую кралю я раскошелюсь.
Харпер взревел, Тереза кинулась, как коршун, но Шарп жестом остановил их. Он словно не услышал слов Хейксвелла. Прочистив горло, офицер спокойно сказал:
- Сержант Хейксвелл, хотим мы или нет, служить нам придётся в одной роте. Вы понимаете это?
Обадия кивнул. Выскочка строил из себя офицера.
- В этой роте есть три правила.
- Да, сэр! – Хейксвелл разглядывал шарпову сучку. Придёт время, и он отымеет её.
- Эти правила обязательны к исполнению. – Шарп пытался говорить доверительно, как капитан может беседовать с опытным унтер-офицером, хотя был он капитаном, или уже нет, один Бог ведал, - Первое: сражаться, как чёрт. Вы можете, я знаю.
- Да, сэр!
- Второе: нельзя напиваться без моего разрешения, - которое, думал Шарп, возможно, не стоит и стреляной мушкетной пули.
- Да, сэр!
- Отлично. И третье, сержант, - Шарп приблизился, не обращая внимания на сквернословящую Терезу, - Третье, сержант: НИКАКИХ КРАЖ! Только у противника или, чтобы утолить голод! Это ясно?
- Сэр! – Хейксвелл в душе потешался над Шарпом. Расслабила его сладкая офицерская житуха, он стал мягким, как дерьмо на солнце.
- Рад, что мы достигли взаимопонимания. СМИРНО!
Хейксвелл потерял бдительность, и Шарп с оттяжкой заехал ему ногой в промежность. Тот скрючился, но Шарп выпрямил его ударом кулака между глаз.
- Смирно, гнида! Я скажу тебе, когда можно двигаться!
Сержант, как и предполагал Шарп, вытянулся. Послушание давно превратилось в пунктик Хейксвелла. Невыполнение приказа грозило потерей сержантских лычек, а, значит, и возможности мучить других. Сержанту сейчас было очень больно, но он стоял навытяжку и думал, что, пожалуй, погорячился насчёт слабости Шарпа. Ничего, не родился ещё человек, что унизит Обадию Хейксвелла и проживёт достаточно долго, чтобы похвастаться этим. Голос Шарпа снова стал любезным:
- Замечательно, вы не находите, сержант?
- Сэр!
- А что вы делали, кстати, с моей женщиной?
- Сэр?
- Вы слышали, сержант.
- Пытался познакомиться, сэр!
Шарп ударил его, на этот раз в живот и прежним манером вернул согнувшегося сержанта в стойку «смирно». Нос Хейксвелла был расквашен, хлюпала кровь, а внутри клокотала злоба и безумное желание дать сдачи. Но Обадия держал себя в руках, только щека задёргалась чаще. Шарп подступил вплотную, он будто напрашивался на ответный удар.
- Что же будет дальше, а, животное? Ах, да! Начнут теряться запасные ботинки, котлы, ремни, а славный сержант Хейксвелл вынужден будет доложить о пропажах. И тогда выяснится, что солдаты плохо заботятся о своём оружии. Продают кремни, ставя вместо них камешки, даже допускают ржавчину в канале ствола, ай-яй-яй! Что, помню я твои штучки, урод? Сколько показательных порок надо, чтобы ты успокоился?
В конюшне было тихо, как на кладбище. Снаружи многоголосо и близко лаяли собаки.
- Почему ты не убьёшь его? Давай я это сделаю. – Тереза поиграла штыком.
- Нет, - Шарп впился взглядом в ненавистную жёлтую морду, - Он любит рассказывать, что неуязвим. Я не желаю убивать его здесь. Это будет выглядеть убийством исподтишка. Я не хочу так. Я раздавлю эту жабу у всех на глазах, чтобы все, кого он притеснял, видели, как издохнет сержант Хейксвелл!
Шарп сделал знак Харперу:
- Открой дверь.
Хейксвеллу он бросил:
- Убирайся. Лучше всего, если к французам. Семнадцать километров, и ты сможешь примерить новый синий мундирчик. Окажи родине милость, Обадия, дезертируй!
Голубые буркалы тупо смотрели на Шарпа:
- Разрешите идти, сэр?
- Вон!
Харпер приоткрыл дверь. Он чувствовал себя обворованным. Когда Хейксвелл доковылял к нему, Патрик смачно харкнул тому на бок. Хейксвелл негромко запел: «Его папаша был ирландцем, а мамка – жирною свиньё…»
Первый тычок Харпера он отбил. Они находились в одной весовой категории, но Хейксвелл не оправился от взбучки, заданной ему Шарпом. Обадия лягнул противника, промахнулся и закрыл голову руками, защищаясь от серии ударов. Ох, и здоровая же скотина этот ирландец!
- Остановись! – голос принадлежал Шарпу.
Но Харпер бил снова и снова, пока Шарп не оттащил его:
- Я сказал, остановись!
Полуослепший Обадия махнул наобум кулаком, целя в ненавистную зелёную униформу. Шарп отступил на шаг. Подняв ногу, он пнул мерзавца в брюхо. Тот вылетел сквозь дверной проём на двор и плюхнулся в лужу конской мочи. Шарп посмотрел на Харпера. Ирландец выглядел невредимым, но его взгляд, полный удивления и неловкости, был направлен не на Хейксвелла, а куда-то выше.