Она села к нему, выдернула пробку, понюхала горлышко и поморщилась:
— Ужасно! — отхлебнув, Тереза передала бутылку Шарпу.
— В чём дело?
Похоже, она, наконец, созрела для разговора с ним. Испанка выдержала паузу:
— Вы идёте в Бадахос?
— Ну, да…
— Это точно? — было видно, что ответ очень важен для неё.
Шарп пожал плечами:
— Армия идёт туда. Нас же могут отослать в Лиссабон или оставить здесь. Я не знаю. А что?
— Я хочу, чтобы ты попал в Бадахос.
Шарп ждал продолжения, но она молча смотрела в огонь. Он сделал глоток. Вино было кислым. Накинув Терезе на плечи одеяло, стрелок осторожно спросил:
— Зачем?
— Потому что я буду там. — она произнесла это без всякого выражения, будто её пребывание в стенах захваченной французами крепости само собой разумелось. — С апреля я жила там, Ричард.
— В Бадахосе? Скрывалась?
— Нет. Они знали меня не как «La Aguja», а как Терезу Морено, племянницу Рафаэля Морено, торговца кожами. Дядя Рафаэль — брат моего отца, — она горько усмехнулась, — Французы даже позволили мне оставить винтовку, представляешь? Чтобы я, в случае чего, могла защититься от этих ужасных гверильясов.
— Не понимаю.
Она поворошила штыком угли в очаге:
— В Бадахосе будет так же, как здесь?
— То есть?
— После штурма. Убийства, грабежи, изнасилования?
— Если французы не сдадутся, то да.
— Они не сдадутся. — Тереза взглянула на него. — Ты должен обязательно найти меня там.
Шарп кивнул, сбитый с толку:
— Хорошо. Но почему в Бадахосе-то?
Она ответила не сразу. Собака снаружи тявкала на сыплющийся с неба снег.
— Ты разозлишься.
— Не разозлюсь.
Тереза кусала губы, потом взяла его руку и, просунув под одеяло, положила себе на живот:
— Он стал другим?
— Нет, — Шарп гладил её кожу, ничего не понимая.
— Я родила ребёнка.
Его рука замерла. Она обречённо вздохнула:
— Я предупреждала, ты разозлишься.
Шарп, наконец, обрёл дар речи:
— Ребёнок? Какой ребёнок?
— Твой. Наша дочь. — слёзы брызнули из её глаз, и она уткнулась ему в плечо:
— Она больна, Ричард, очень больна, её нельзя перевозить.
— Наша дочь? Моя? — смятение, вот что он чувствовал. Смятение и неожиданно для себя — радость, — Как ты назвала её?
Она робко смотрела на него полными слёз глазами:
— Антония. Так звали мою мать. Мальчику я бы дала имя Рикардо.
— Антония. — он попробовал имя на вкус, — Мне нравится.
— Правда? И ты не сердишься?
— Почему я должен сердиться?
— Дети — обуза для солдата.
Он привлёк её к себе и поцеловал, как тогда, в первый раз, только теперь их не заливал дождь, и не рыскали вокруг в поисках брода уланы.
— Сколько ей?
— Семь месяцев. Она ещё очень маленькая.
Шарп попробовал вообразить себе её. Крохотная, больная, беззащитная внутри вражеской твердыни. Его дочь.
— Я боялась, ты разозлишься.
— Разозлюсь? Нет…
Дочь? Его? И эта женщина — мать его дитя. Он тонул в водовороте эмоций, а слов, как назло, опять не хватало. У него появилась семья. Последний раз от этого слова веяло теплом больше тридцати лет назад. Потом умерла его мать, и Шарп привык к тому, что ему не о ком заботиться и на него всем плевать. И вот всё изменилось. Он прижал к груди Терезу крепко-крепко, чтобы она ни в коем случае не увидела его глаз. У него есть семья.
В Бадахосе.
ГЛАВА 6
— Куда мы, парни?
— В Ба-да-хос!
На марше батальон нашёл себе бесконечное развлечение. Кто-нибудь выкрикивал вопрос, остальные набирали полную грудь воздуха и гаркали ответ. На слоге «хо» воздух резко выдыхался, «о» чуть протягивалось и спотыкалось о конечное «с». Постороннему слушателю могло показаться, что четыре сотни солдат одновременно отрыгнули и сплюнули. Немудрёная забава не надоедала, то и дело гремя на знакомых португальских дорогах, ведущих на юг.
— Куда мы, парни?
— В Ба-да-хос!
Холода ещё держались, но снег уже сошёл, сохраняясь кое-где на вершинах холмов. Реки вскрылись ото льда. Северный ветер нагонял тучи, и дожди не прекращались. Шинели, одеяла — всё было влажным и не успевало высыхать на кострах во время стоянок. Большая часть армии пока не выступала из Сьюдад-Родриго, чтобы не насторожить французов раньше времени.
— Куда мы, парни?
— В Ба-да-хос!
Кроуфорд умёр, но зато сэр Уильям Лоуфорд выжил и шёл на поправку. Когда Южно-Эссекский станет под стенами Бадахоса, его бывший полковник поплывёт домой. В порту его встретит коляска и отвезёт в родное поместье. Шарп навестил его в монастыре. Лоуфорд был слаб, но при виде стрелка улыбнулся и попытался сесть: