— После войны. Конечно, Ричард.
Рука Терезы скользнула ему под исподнюю рубашку и принялась ласкать его грудь, но вдруг остановилась и извлекла наружу маленький золотой медальончик с портретом Джейн Гиббонс внутри. Шарп совсем забыл об этом талисмане, снятом им с мёртвого брата англичанки. Тереза щёлкнула крышкой и минуту разглядывала изображение:
— Ты встречался с ней в Англии?
— Э… да.
— Она красивая. Наверное.
Стрелок попытался отобрать медальон. Безуспешно. Испанка крепко сжала безделушку в кулаке.
— Наверное, ишь ты! Она красивая.
— Да.
Она кивнула, удовлетворённая:
— Ты собираешься на ней жениться.
Его рассмешила нелепость подобного предположения, но она настаивала:
— Да, собираешься, иначе не носил бы его у сердца!
Шарп терпеливо, словно маленькому ребёнку, объяснил:
— Просто глупое суеверие. Он как-то спас мне жизнь.
Тереза перекрестилась и попросила:
— Расскажи мне о ней.
Подтыкая под неё одеяло (единственное платье сушилось над огнём), Шарп старательно подбирал слова:
— Элегантная, смешливая. Богата и выйдет замуж за толстосума. Оранжерейный цветок.
Она отбросила иронию, как всегда, когда речь заходила о деньгах:
— Как вы познакомились?
Избранная ею тема для беседы не вызывала в нём воодушевления.
— Ну же, как?
— Она хотела знать, как погиб её братец.
— Ты её просветил?
— Не совсем. Я сообщил, что паршивец убит французами в бою.
Тереза развеселилась. Она-то помнила, насколько бесславно встретил свой конец лейтенант Гиббонс: он покушался на жизнь Шарпа, и сержант Харпер проткнул его штыком.
В памяти же Шарпа всплыл мягкий сумрак церквушки в Южном Эссексе, светловолосая девушка, вслушивающаяся в его речь и пафосная фальшь эпитафии на мраморном надгробии:
«Светлой памяти нашего прихожанина, лейтенанта Кристиана Гиббонса, 4 февраля 1809 года из ополчения графства добровольно ушедшего в армию, изнемогающую на просторах Испании в борьбе с тиранией. Он пал под Талаверой, покрыв своё имя неувядаемой славой 8 июля 1809 года в возрасте двадцати пяти лет. Водительствуемое им воинство повергло превосходящего числом врага и захватило французское знамя, первое из захваченных нашей армией в Испании. Камень сей воздвигнут сэром Генри Симмерсоном, командиром героического полка и его братьями-прихожанами. 1810 от Р. Х.»
Шарп читал надпись и дивился хитрому переплетению лжи и правды. Захват орла был вызван необходимостью смыть позор потери полком собственного знамени по вине Симмерсона, за что он и был отстранён от командования частью.
Гиббонс отсиживался в тылу, пока Шарп с Харпером прорубались к вожделенному французскому штандарту. Между тем, из эпитафии человек посторонний мог понять, что орла отбили Симмерсон с Гиббонсом, при этом последний пал смертью храбрых. Истина уже сейчас мало кому помнилась, с годами она забудется окончательно, а надгробие и через двести лет будет всё так же лгать с непогрешимостью, присущей камню.
Размышления капитана прервал деликатный стук в дверь.
— Кто там?
— Прайс, сэр.
— В чём дело?
— Вас хотят видеть, сэр. Внизу.
Шарп чертыхнулся:
— Кто?
— Майор Хоган, сэр?
Интонация была вопросительная, Прайс сомневался, знакомо ли Шарпу это имя.
— Святый Боже! Я спускаюсь!
Тереза смотрела, как он торопливо натягивает сапоги и цепляет саблю:
— Это тот Хоган, которому мы посылали свои донесения?
— Точно. Уверен, тебе понравится. Походя Шарп тронул её платье, оно было ещё влажным, Ты к нам присоединишься?
— Позже.
В главном зале гостиницы было многолюдно, шумно и весело. Протолкавшись через толпу офицеров, Шарп нашёл ирландца обсыхающим у каминной решётки. С его одежды накапала небольшая лужица. Майор поднял руку в приветствии и указал Шарпу на окружающих:
— Отрадно видеть нашу армию в столь превосходном расположении духа.
Стрелок скептически хмыкнул:
— Они думают, что Бадахос сам падёт им в руки, как перезревшее яблоко.
Хоган указал глазами на потолок:
— Слышал, вы стали отцом?